Однако работорговля все еще оставалась довольно прибыльным бизнесом. И несмотря на то, что сам я находил это занятие омерзительным, никаких попыток бороться с системой не предпринимал. Колонии завоевал еще Якоб Кетлер. Я только помог их удержать. Работорговлю завезли в Африку вовсе не европейцы. И для местных племенных вождей люди — такой же товар, как и все остальное. Это их мир. Не вписываешься в него? Не будет мира. Негры найдут клиентов посговорчивее. Работорговля — это часть их дипломатии. Так что я не стал лезть со своим уставом в чужой монастырь.
Блин, да я даже в Курляндии не до конца покончил с крепостной зависимостью! Европейцы же не только цветных рабов продают, но и своих соотечественников. И не видят в этом ничего плохого. Ну а поскольку бунтов в стране я не хотел, то давил рабство потихоньку. Делал все, чтобы крепостных было держать невыгодно и не престижно. И даже такой мог подход встречал отпор многих рабовладельцев.
Да и не думаю, что если бы я вдруг начал бороться против работорговли, что-нибудь серьезно изменилось бы. Проблем бы только нажил, поскольку окружающие меня однозначно не поняли бы. В конце концов, не будут торговать рабами курляндцы — будут торговать другие. Займут рынок и подгребут под себя прибыли. Но я думаю, что все будет еще проще — работорговля все равно будет процветать, только негласно. В результате, негров будут продавать прежними темпами, только в казну с этих продаж не будет поступать ничего. От слова 'совсем'.
Да, работорговля — это грязное и аморальное дело. Но когда ты руководишь страной и являешься фигурой Большой Мировой Политики, ты не можешь быть щепетилен. И не можешь следовать велению сердца. Политика вообще омерзительно дело. И раз ты оказался во главе страны — действуй в ее интересах. И какими средствами ты будешь добиваться процветания — никого не интересует. Как и то, что тебя тошнит от некоторых собственных решений и людей, с которыми ты вынужден общаться.
Особенно мерзкие ощущения остались от моего присутствия на коронации Джеймса Фрэнсиса Эдуарда Стюарта, ставшего Яковом III. Я бы туда и не потащился, но меня прельстила возможность провести сразу несколько встреч с нужными людьми, ни у кого не вызвав подозрения. Вот честно — мне кажется, что в этом варианте истории Джеймс Старый Претендент получился еще более бестолковым.
Да уж, не зря я приставил к нему своих людей. Они сумели взрастить в принце нужные черты. В результате, амбициозное чванство и осознание собственной исключительности помножилось на ненависть к парламенту, не дающему ему полной свободы, и тягу к роскоши. Получилось убойное сочетание. Недалекий, вздорный, вспыльчивый молодой человек вступал на трон, будучи не готовым ни править самостоятельно, ни прислушиваться к чужим советам.
В той версии истории, которую я помнил, у Джеймса и сын не лучше получился. Однако в данной реальности красавчик Чарли вряд ли появится на свет. Королю Англии Якову III, наверняка, найдут более статусную жену. В любом случае, мои люди останутся рядом и будут держать руку на пульсе. Чтобы успеть вмешаться, если что. Сильная Англия никак не вписывалась в мои планы. И я только за одних пиратов у африканского побережья готов был мешать этой стране везде, где только можно. И кое-что у меня даже получалось.
Если на материке война за испанское наследство шла по знакомому мне сценарию, то в колониях ситуация изменилась. Во-первых, до сих пор был жив Леслер, который стал местным героем. Не без моей помощи — комиксы, прославляющие благородного борца за свободу, пользовались в колониях бешеным успехом. Бунты, вспыхивающие в разных местах, подавлялись с трудом и отвлекали на себя кучу сил и средств.
Во-вторых, флот, как и армия — величина конечная. И ни одна страна не могла себе позволить держать большие силы сразу на нескольких направлениях. Та же Англия вынуждена была наводить порядок в своих колониях, сражаться с Францией за влияние во Флориде, Каролине, Акадии и Квебеке. А ведь была еще Африка, где имелись золото и алмазы! Ну а поскольку основные силы сражались в Европе, нужно было как-то определяться с приоритетами. Но как?!
Честно говоря, у меня и самого был вопрос — как везде успеть. Пока ситуация складывалась благополучно, я стремился успеть как можно больше. Причем на разных направлениях. Мне и Курляндию нужно было не упустить, и Ирландию развивать, и в мировой политике давить на нужные клавиши. Не без моей помощи Ференц II Ракоци стал королем Венгрии, и женился на дочери своего сподвижника — графа Миклоша Берчени.