Признаемся, что даже редкие встречи с друзьями или приятными и интересными людьми больше греют душу, чем застолья, общение с людьми, что тоже бывает, чуждыми по духу или интересам.
Очень точно о современном общении сказала Нина Федоровна Курляндская, увидев свою приятельницу, дающую интервью по телевизору, и удостоверившись, что та неплохо выглядит и довольна жизнью:
— Прежде мы общались с помощью писем. Как приятно было получить письмо! Потом по телефону. А теперь — по телевизору.
«Мы не так уж часто встречались с Вениамином Юрьевичем домами.
Но по делу часто. Вениамин Юрьевич был замечательным ученым, увлеченным своим делом человеком. Он болел за свое дело, и ему всегда были видны перспективы стоматологии, когда другим они были непонятны.
Я ему помогал осуществить внедрение металлов, заменяющих золото…
А как врач он меня спас. На десятки лет сохранил мне все зубы, хотя другие врачи, пока я не попал к нему на консультацию, собирались удалить почти все…» Это вспоминает Николай Константинович Байбаков — бессменный Председатель Госплана СССР, если не считать пары лет агонизирующего существования Советского Союза в начале перестроечного периода, когда его сменил на посту председателя его заместитель Н. Рыжков.
Жизнь Николая Константиновича это, скажем, зеркальное, но положительное отражение эпохи. Он всегда был в гуще событий, как комсомолец, увлеченный идеей, как комсомольский руководитель, как политический деятель. К слову сказать, когда началась перестройка, множество сподвижников Сталина и политических деятелей времен Союза подвергались обструкции в печати: печать просто захлебывалась от выплескивания компромата на бывших «неприкасаемых». Н. К. Байбаков был одним из немногих, кого не коснулась критика.
А он был почти с юных лет в «руководителях». Не раз встречался со Сталиным, собственно Сталин и поставил его руководить нефтяной промышленностью. По образованию Байбаков был нефтяник.
Николай Константинович в дружеской беседе как-то рассказал Курляндскому, как это было.
Однажды его, еще совсем молодого человека, вызвал к себе Сталин.
Байбаков был приглашен к нему в кабинет. Когда он вошел, в первый момент он никого не увидел.
Сталин сидел высоко на лестнице возле книжных полок и листал книгу. Поскольку он сидел высоко, взгляд вошедшего невольно упал ему на ноги. Обут Сталин был в мягкие сапоги с аккуратно вырезанными дырочками на мизинцах. Сталин пояснил: чтобы мозоли не болели.
Он спустился вниз и проницательно посмотрел на взволнованного, если не сказать перепуганного, Байбакова. А непредсказуемости Сталина боялись все.
— Я пригласил Вас, — сказал Сталин, — чтобы назначить Вас наркомом нефтяной промышленности. Как Вы думаете, каким должен быть нарком?
Байбаков начал перечислять: профессионалом, ответственным, любящим свое дело и т. д.
— Нарком прежде всего должен иметь бичачьи нервы, — сказал Сталин.
Впоследствии, когда стало можно, Байбаков описал эту сцену в своей книге.
Рассказывает Нугзар Борисович Журули, доцент, главный врач клинико-диагностического центра МГМСУ:
«Мне, наверное, повезло больше чем другим. Я много общался с Вениамином Юрьевичем в неформальной обстановке.
Когда я учился в аспирантуре, мне часто приходилось с группой спортсменов выезжать на соревнования (я — мастер спорта). Вениамин Юрьевич живо интересовался спортом и с удовольствием беседовал со мной после поездок, и вообще, спортивная информация из первых рук его крайне интересовала. Кроме того, у меня была машина, а значит, я был мобильный. Иногда подвозил Вениамина Юрьевича по делам. Иногда мы с женой приезжали к нему на дачу или домой, там обсуждались главы моей диссертации. Вспоминается теплая атмосфера у него дома. Импровизированные ужины в уютной небольшой кухне. Радушие Нины Федоровны. «Вот бы вернуть те времена», — говорит моя жена, когда мы вспоминаем прошлое.
Удивительных личных качеств был Вениамин Юрьевич.
Когда я защищал диссертацию, на Ученом совете при голосовании два голоса были против (из двадцати).
— Не расстраивайся, — сказал мне Вениамин Юрьевич, — это не тебе бросили черные шары, а мне.
— Почему же вы тогда своим научным противникам не бросили черные шары. Остальные защищающиеся получили по 20?
— Я никогда этого не делаю, — ответил он, — диссертанты не виноваты, что их руководители не могут найти общий язык.
Вспоминается еще один случай, когда профессор проявил себя поддерживающим людей, стремящихся в науку.
Выступая оппонентом на Ученом совете но докторской Вениамин Юрьевич оценил только положительные моменты диссертации, а потом заключил:
— О недостатках работы я уже рассказал соискателю в личной беседе.
Подобные истории о нем распространялись мгновенно, и мы уважали и любили его еще больше. Вениамин Юрьевич был человеком замечательного чувства юмора, я уже не говорю о любви к шуткам, розыгрышам, анекдотам.
Вот сценка с государственного экзамена.
Выпускник что-то отвечает по учебнику Курляндского — путается. Экзаменатор спрашивает:
— О лекциях Курляндского вы хоть слышали (а он обязан был их посещать во время учебы)?
— А как же, — вдохновляется студент, — только он давно умер.
Экзаменатор аж на стуле подскочил и стал требовать от комиссии поставить двойку. Курляндский, присутствовавший в комиссии, поинтересовался, в чем дело. Возмущенный экзаменатор рассказал. Как же хохотал Вениамин Юрьевич:
— Судьба классика! Известен после смерти!
Или другой случай, тоже на госэкзамене.
Отвечает студентка из Китая. Мнется, запинается. Вениамин Юрьевич слушал, слушал, а потом говорит:
— Вам по-русски отвечать трудно, давайте то же самое по-китайски.
Девушка преобразилась и зачастила. Вениамин Юрьевич поставил ей пятерку.
— Профессор, вы ведь не знаете китайского! — сообразил кто-то в комиссии.
— Вы же слышали, как быстро и уверенно она отвечала. Наверное, знает!
Он придерживался принципа: лучше о человеке думать хорошо, чем плохо.
Однажды профессор получил двойку.
На кафедре было нововведение — поставили машину информационного контроля с ответами «да» и «нет» и оценками ответов.
Вениамин Юрьевич сказал:
— Сначала попробую я.
Он нажал одну кнопку, другую — и машина выдала ответ «два». Все, кто был рядом, пришли в восторг.
— Этого нам не надо, — сказал Вениамин Юрьевич, — будем со студентами беседовать живьем.
И машину задвинули в дальний угол.
Вениамин Юрьевич был очень интеллигентным и корректным человеком. Он всегда был как бы нацелен на то, чтобы поддержать, протянуть руку помощи, вселить уверенность в собственных силах. Когда он вел консультации, обсуждал с врачами больного, он никогда не позволял себе при больном поправить врача, сделать замечание, осудить неправильно выбранный план лечения заболевания и отсюда неверный путь лечения. Он просил больного выйти, очень корректно объяснял ошибку и подсказывал правильное решение».
Вспоминает А. И. Воложин, заведующий кафедрой патофизиологии МГМСУ, в то время заведующий лабораторией:
«Интересно было наблюдать за Вениамином Юрьевичем на Ученом совете. Создавалось впечатление, что в течение всего совета он дремлет, но у него идеально работал сторожевой центр. Если была слышна фальшь или ложь, или высказывалась точка зрения, с которой он был не согласен, он тут же открывал глаза и выдавал такую реплику, которая иногда била наотмашь. Оказывается, он все слышал с самого начала и разбирался в вопросе лучше, чем те, кто слушал, изображая предельное внимание. Я не буду называть профессоров, которые проявляли беспринципность, в том числе по отношению к нему, но он это хорошо понимал и очень остро на это реагировал, причем вслух, при всех. Он не боялся этим наживать врагов. Если о нем говорили недоброжелательно за его спиной, то он никогда не пользовался таким методом. Он говорил открыто при всех. Он был воин. Если он знал, если он чувствовал свою правоту, причем правоту в вопросах принципиальных, он не останавливался ни перед чем и выступал всегда объективно, никогда не шел на компромиссы.