Протянулся этот аул длинной-длинной улицей меж двух озёр. С одной стороны озеро солёное, безжизненное. Ни рыбьего всплеска, ни птичьего вскрика… А с другой — большое, пресное, дикие утки с утятами плавают-ныряют, и рыбы, видать, много.
От озера поднимался аксакал[1] с мокрым мешком, в котором что-то трепыхалось.
— Явно караси, — определил папа и обратился к аксакалу по-казахски:
— Здравствуйте, отец. Вы не скажете, что это за аул?
— Аул Аксуат, — ответил тот.
— Аксуат… Что-то знакомое…
— Папа, папа! Здесь же тётя Алтынай живёт!
— Алтынай? — удивился аксакал и спросил по-русски:
— Откуда её знаешь?
— Я и Айдоса знаю! — весело сказала Даша. — Мы с ним учились.
— Алтынай, Айдос — мои внуки, — обрадовался аксакал. — Идём ко мне, дорогие гости будете…
Папу и Дашу усадили на войлочный ковёр в чистой прохладной комнате, бабушка подложила им под спины подушки, принесла по большой пиале кумысу. Папа выпил пиалу залпом, похвалил, ещё попросил, а у Даши в носу, в горле щиплет от непривычного напитка; отхлебнула немного и поставила пиалу. Пришлось папе браться за третью.
— Чай будем пить сейчас, — улыбнулась бабушка, расстелила на ковре скатерть — дастархан, насыпала на скатерть конфет, положила пышные белые лепёшки, поставила пиалы со сметаной, со сливочным маслом.
— А где же всё-таки Алтынай, где Айдос?
— Алтынай работает на тракторе, сено возит, — рассказывала бабушка. — Айдос помогает дяде овец пасти. Темир обратно зовёт Алтынай, письма пишет, вон какая пачка! Пишет — «виноват», пишет — «совхоз квартиру даёт, отдельно жить будем». Я ей говорю: «Езжай с маленьким, Айдоса не бери». Айдос с нею хочет, и она его жалеет, возьму, говорит.
— У нас теперь школа новая, — сообщила Даша. — Пусть Айдос приезжает.
— Школа и тут есть, — покачала головой бабушка. — А вдруг он там опять лишний окажется?
На дорогу бабушка дала папе и Даше мешочек баурсаков — вкусных шариков из теста, жаренных в масле.
— Так поедешь — может, Айдоса увидишь, — сказала она. — Смотри налево. Увидишь мальчик на коне, кричи: «Айдос!»
Солнце исчезало за холмами, потом опять выкатывалось с той же скоростью, с какой мчался мотоцикл. Наконец зашло, казалось, уже до будущего утра, и вдруг снова вынырнуло, огромное, сплющенное, и в его багровом сиянии чётко вырисовался всадник на коне и сгрудившаяся рядом отара. На голове всадника был непонятный убор — чалма какая-то, что ли, с концами, свисающими на плечи. Издали всадник казался суровым и величественным, а когда подъехали ближе, Даша разглядела, что это мальчишка.
— Да это же Айдос! Папа, остановись!
Даша сложила руки рупором:
— Айдо-о-ос!!!
Дробно застучали копыта коня — всадник спустился с холма. Лицо у Айдоса загорело дочерна, только белки глаз да зубы сверкали. Он был в майке, а то, что увиделось Даше чалмой, оказалось обыкновенной рубашкой, это рукава её свисали. Видно, вымок Айдос под дождём, вот и сушил рубашку на голове. На полном скаку Айдос остановил коня и молча улыбался, глядя на Дашу. И Даша вдруг смутилась: она так давно не видела Айдоса, что теперь не знала, о чём с ним разговаривать. Выручил папа:
— Ну как, Айдос, вернёшься в «Тополиный»?
— Может, вернусь, — сказал Айдос. — Может, осенью приедем…
Гнедой конёк нетерпеливо переступал, готовый снова помчаться вскачь. На лбу у него белела звёздочка.
— Красивый у тебя конь, — похвалила Даша.
— Ага, — блеснул зубами Айдос. — Жалко будет расставаться. Он мой друг, он меня спас. Я по сараю лазил, крыша плохая, провалилась. Я за стропила руками зацепился и повис. Прыгать нельзя: внизу борона вверх зубьями, ещё напорешься. А он подошёл, копыта осторожно между зубьев, спину подставил… Я его ногами нашарил, потом сел, он и повёз меня…
— Конь — умное животное, — заметил папа. — Ну, до свиданья, Айдос.
— До свиданья… — повторила Даша.
Мотоцикл рванулся с места.
— Ой, папа, погоди!
Что-то надо было ещё сказать. Ах да, про новую школу!
— Знаешь, какая красивая! Приезжай, Айдос!
Долго оглядывалась Даша на холм, куда опять взлетел на коне Айдос, и он, сорвав с головы рубашку, махал ею.
Сумерки быстро сгустились. Тёплый, пахнущий травами ветер овевал лицо, в тучах на горизонте вспыхивали зарницы.
— Смотри, уже наши опоры! — крикнул папа.
Будто великаны, стояли на взгорках, широко расставив сильные ноги. Будто это мама дозорных выслала — посмотреть, когда же, наконец, появятся папа и Даша.