Разбойница-градобойница
Хлеба поднялись густые, ровные. Сплошное сизое море. Чудилось, пустись по нему вплавь — не утонешь. Близилась жатва, и хлопот у Дашиных родителей добавилось: нужно было проверить все линии, натянуть провода, где провисли. Не ровен час — перехлестнёт провода над зреющей пшеницей, посыплются искры — беды не оберёшься. А тут грозы чуть ли не каждый день. Уже несколько деревянных опор пришлось заменять — молниями расщепило, обуглило. Казалось, электричество дикое мстит электричеству приручённому — зачем взялось работать на человека.
С утра было душно.
— Парит-то как, — говорила мама. — Перед грозой, не иначе. Вот и молоко свернулось, и Николка совсем варёный.
Всем было тяжко: Прошка распластался на завалинке, и Лапика сон сморил в его конуре, он похрапывал, взлаивал, поскуливал во сне. Быть, быть грозе. К обеду на горизонте и в самом деле появилась туча, густо-чёрная в середине, с сизым отливом по краям. Туча распухала, как тесто в квашне, быстро вытесняя синеву неба. Налетел шквальный ветер, захлопал занавесками. Даша бросилась закрывать окна, и тут ослепительно сверкнуло. Раздался оглушительный треск. По громоотводу возле трансформаторов пробежало голубое пламя — молния метила явно в подстанцию, да не тут-то было, защита надёжная. И тогда грохнуло по крыше.
— Град! — испуганно сказала мама, вбегая. — Обобьёт помидоры с кустов… Да нет, не должно быть, — продолжала она, глядя в окно. — Градины хоть крупные, но редкие, авось пронесёт.
Молнии сверкали теперь подальше. Хлынул ливень.
Би-у-у… — раздалось в диспетчерской.
— Ударило-таки где-то, — почесал в затылке Павел Ефимович.
В грозу работать на линии и у трансформаторов строжайше запрещено. Волей-неволей приходилось сидеть сложа руки и ждать. Наконец открылось солнце — папа завёл мотоцикл и уехал. Даша с Николкой, смеясь, шлёпали по тёплым лужам, мама ходила по саду, по огороду.
— Обошлось, — сказала она с облегчением. — Вот только несколько яблочков сбило да три помидорины.
— Дай! — увидел Николка зелёные яблочки.
— Живот заболит, — строго сказала Даша, а сама потихоньку съела одно; яблоко ещё было кисловато-горькое.
Куры бегали, склёвывая червей, вымытых ливнем из земли. Курлышка тоже пасся на траве. Вдруг он вытянул шею и закричал:
«Кур-кур-р-р!»
Босиком, в закатанных по колено джинсах, с распущенными мокрыми волосами брела по дороге Аля.
— Откуда ты? — ахнула мама, увидев её. — Неужели так под ливнем и шла?
— Нет, когда сильный был, я под навесом переждала. На летней площадке, где коров доят. Я из бригады ушла, тётя Наташа… Совсем ушла…
— Да что ты!.. — Мама хлопотала, собирая для Али сухую одежду. — Вот незадача…
— И домой не пойду, — продолжала Аля, переодеваясь. — Можно, я у вас буду жить?
— Вот хорошо-то! — захлопала в ладоши Даша; мама укоризненно взглянула на неё:
— Хорошо, да не совсем. А если бы Даша от меня ушла? Подумай, Алечка, что твои отец с матерью скажут…
— Надо было раньше думать, — возразила Аля. — Мама меня перед бригадой унизила. Я с ней только и поделилась, что Клава Сивцова меня почему-то невзлюбила. А она в бригаду приехала — и давай на всех бочку катить…
— Как это — бочку?
— Ну, воспитывать… «Вы чёрствые, вы грубые… Вы над моей дочерью издеваетесь…» И на Клаву напустилась: «Я твоих родителей привлеку, самому директору совхоза пожалуюсь…» Ну, она уехала, а они… — Аля всхлипнула. — Они перестали со мной разговаривать. Только Иван Филимонович разговаривает да Лёша… Тётя Наташа, не прогоняйте меня, я всё-всё буду вам делать: пол мыть, огород полоть, с Николкой нянчиться… А маме пока не сообщайте, что я у вас, пусть думает, что я в бригаде.
— Да как же так… — Над бровью у мамы начал выделяться розовый шрамик.
— Я корову доить научусь… — Аля заплакала навзрыд.
— Ну-ну, поживи немного, успокойся, а там видно будет.
Мама взяла кисти, ведро с краской и пошла красить ограду у трансформаторов.
— Тётя Наташа, давайте и я буду.:.
— Да ты не сумеешь…
— За кого вы меня принимаете!
Но у Али больше краски стекало на землю, чем оставалось на проволоке.
— Я столбики буду красить.
Выкрасив два столбика, она сказала:
— Ой, что-то у меня голова закружилась…
— Это у тебя с непривычки, от запаха краски. Ступай отдохни.
Аля качала Николку на качелях, а Курлышка стоял возле и неотрывно следовал взглядом за каждым Алиным движением.