— Баба, где бабика? — затянул своё Николка, а мама вздохнула:
— Картошка, капуста… Успевай поворачивайся…
Нежданная гостья
В воскресенье копали картошку. Окна и двери в доме оставили открытыми и всё прислушивались — не завоет ли аварийный сигнал, не зазвонит ли телефон? На подстанции нет выходных — всегда надо быть начеку. Но день выдался спокойный.
— Картошка-то какая уродилась! — радовалась мама. — Клубни что поросята, гладкие, розовые. Поглядела бы баба Устя…
Папа кусты подкапывал, мама и Даша подбирали клубни, а Николка разбрасывал. Выпачкался весь, по лицу грязные полосы. Выдернул морковку и стал грызть немытую, с землёй. Мама охнула, увидев:
— Даша, забирай-ка ты его и ступайте с огорода. Отмой там его хорошенько да рубашку чистую надень.
После обеда Николку уложили спать, и Даша опять стала помогать родителям на огороде. Папу совсем загоняли. Он быстро подкапывал кусты на одном рядке и, пока Даша с мамой выбирали из земли клубни, хватал полные вёдра и нёс во двор, под навес, где картофель рассыпали для просушки. Возвращается — рядок уже к концу подходит, у Даши с мамой опять вёдра полные: «Поторапливайся!»
— И-го-го! — папа взбрыкивает ногами, как конь, хватает вёдра и, согнувшись, мчится во весь опор, а Даша с мамой хохочут до упаду.
«Вот уж пустосмешки, — непременно бы сказала баба Устя. — Чем смеяться, лучше бы картошку в земле не оставляли». В прошлом году с нею картошку копали, так каждую лунку, бывало, проверит баба Устя, и уж случись ей найти пять-шесть заваленных землёй картофелин — не оберёшься воркотни: «Подёнщики, пра слово, подёнщики, своего добра не жалеют…»
— Мама, гляди, к нам какой-то «газик» едет! — заметила Даша.
— Кто бы мог быть? — удивилась мама, разгибаясь.
В машине, рядом с шофёром, сидела женщина, боковое стекло кабины было опущено, и на ветру трепыхался конец газового малинового шарфа. «Газик» запрыгал по кочкам луговины и остановился у кромки огорода. Женщина в малиновом шарфе выскочила из кабины, вгляделась из-под руки в маму и Дашу и с криком «Наташенька!» побежала к ним, утопая высокими каблуками в рыхлой перекопанной земле. Глаза у мамы округлились, над бровью проступил шрамик.
— Фаечка! Родная моя! Да какими же судьбами!
Сёстры обнялись, расцеловались, и тут же тётя Фая, стоя, как цапля, попеременно то на одной, то на другой ноге, стала вытряхивать набившуюся в туфли землю.
— А вот и Павлик! — воскликнула мама: папа как раз вернулся с пустыми вёдрами.
Тётя Фая стала на обе ноги и протянула папе руку:
— Так вот кто у меня сестру украл.
— Никто её не крал, сама осталась, — буркнул папа, и уши у него побагровели.
— Ага! — Даше было досадно, что на неё до сих пор не обратили внимания. — Ага! Не зря Прошка гостей намывал, а то все на него «пустомойка, пустомойка».
— Племянница ты моя дорогая!
Руки у тёти Фаи были мягкие, как свежий калач. Перед глазами оглушённой, затисканной Даши болталось, как маятник, золотое сердечко медальона.
— Ну-ка дай я тебя получше разгляжу. — Тётя Фая отстранила Дашу и крепко надушенным платочком вытерла с её щёк следы губной помады. — Прямобровая, сероглазая, вся в нашу, губинскую, родню.
— А у вашей Али глаза голубые, — с облегчением вздохнула Даша: ей казалось, что даже изо рта у неё теперь идёт запах тёти Фаиных духов.
— С чего ты взяла, что голубые? А, на фото… Это дядя Сеня подголубил, вечно у него фантазии.
Загудел «газик».
— Погодите! — замахала руками тётя Фая и пояснила — Это геологи, от самой станции меня подвезли. Может, картошечки им… Они как раз о картошке мечтали, где бы купить.
— Ну конечно! — обрадовалась мама. — Даша, набрасывай в ведро клубни покрупней.
— Ладно, вы тут действуйте, — сказал папа, подхватывая чемодан, — а я к трансформаторам наведаюсь — время уже.
— Наташа, он у тебя всегда такой бука? — спросила тётя Фая. — Или не рад мне, а может, ему картошки жаль?
— Ну что ты, Фая… — лицо у мамы сделалось несчастным. — Да он просто очень стеснительный…
Картошки нагребли быстро.
— Значит, вы геологи, — приговаривала мама, — опрокидывая ведро в рюкзак. — А я когда-то геологом мечтала стать, даже два года проучилась.
— А потом? — спросил усатый геолог.
— Потом бить её некому было, — ответила за маму тётя Фая. — Поехала на целину со стройотрядом, да и осталась. На вокзале оркестр играет, я с букетом возле вагонов бегаю: «Где Наташа?» А мне: «Замуж вышла ваша Наташа, просила вещи прислать». Меня чуть инфаркт не хватил…