«И это тоже наполняет меня радостью. Впервые, кажется, я сделал все правильно».
Чернота вокруг сделалась столь плотной, что сияющая звездочка постепенно начала меркнуть, но все же пробиваясь сквозь завесу небытия, словно свет ее в последний раз отчаянно пытался осветить его падающую душу. Синдзи боялся дернуться, даже моргнуть, потому что уже не мог понять — была ли та искорка настоящим обликом Аски, или же она осталась лишь в его воображении, отсветом в глазах и пугающе быстро тающей капелькой связывающих их уз. Уже давно пропала иссякшая алая нить, уже померкли в непроницаемой тьме крылья Каору, который, впрочем, все еще парил рядом с ним, но все так же на черном полотне в бесконечной выси сверкала повисшая на пике чувств кристально чистая слезинка рыжеволоски.
«Но одно я не могу понять, Синдзи-кун. Почему ты делал то, что было тебе столь противно? Зачем ты причинял боль близким и почему ты теперь говоришь, что счастлив?»
Он задумался, вдруг улыбнувшись тяжелой, вымученной улыбкой.
«Знаешь, Каору, за свою жизнь я многое испытал. И мне многое пришлось перенести. Потерю матери, отвержение отца, страх и боль от близости к другим людям. Но тогда, сломленный и подавленный, эгоистичный и одинокий, я вдруг понял одну истину, стоящую в основе человеческой души, — цену счастья можно познать, только пройдя через пламя страдания. Лишь познав нестерпимую муку, лишь испытав в себе настоящий ад, добравшись до дна внутренней боли, когда само отчаяние пожирает последние остатки надежды, открывается дорога к счастью. В этом пламени через страдания очищается душа, подавляемые страхами и ненавистью истинные чувства открываются тебе, словно отраженные в зеркале, и ты впервые встречаешься с самим собой, не скрытым ширмой внутренней лжи и обмана. И тогда, когда дальше падать некуда, когда пропадает столь изнуряюще мучающее тебя чувство боли, ты испытываешь невероятную радость, легкость, настоящее откровение, ведь для тебя остается лишь одна дорога — наверх, обратно к своему счастью, вычищенному от налипшей грязи черных эмоций и мыслей. Но его достижение возможно, когда твое чистое сердце преодолеет последнее, самое тяжелое препятствие — болезнь одиночества. И вот тут я понял, что одно страдающее сердце всегда будет тянуться к другому, такому же страдающему и несчастному, потому что взаимная боль рождает узы привязанности…»
Синдзи говорил тихо, даже боязливо, словно собственные слова давались ему с невероятной тяжестью, и он было хотел сказать что-то еще, но в этот момент его речь прервало странное свечение снизу — некая развернувшаяся и тут же погасшая зарница — и он невольно отвел взгляд, а когда с испугом перевел его обратно наверх, ощутил глубочайшее опустошение и наплыв невыносимой горечи. Крошечный огонек в образе Аски померк, растворился среди черных облаков и остался по ту сторону этого мертвого мира. Теперь Синдзи лишь отчаянно всматривался в одну навалившуюся черноту, с затухающей надеждой пытаясь разглядеть тот теплый лучик искренней любви, но только глубже погружаясь в холодную и неприветливую бездну. Впрочем, накативший приступ паники и страха быстро развеялся, стоило ему вспомнить, что он был не один.
«Эй, Каору, что с нами будет?»
«Прости, даже мне это неизвестно. Никогда еще не заходил так далеко, а если и заходил — не могу этого вспомнить. Но не нужно бояться, Синдзи-кун, ничто в этой вселенной не исчезает безвозвратно. Может, мы станем частью чего-то большего, а может, пройдем круг перерождения, но я уверен — надо принять нашу судьбу с радостью. Она есть ткань мироздания».
«Пожалуй… пожалуй, ты прав. Мне и впрямь сделалось легче. С радостью к новому миру. Пусть будет так».
Вновь внизу вспыхнуло зарево, но теперь Синдзи мог тщательнее разглядеть его, и вдруг его глазам открылась удивительная картина — в переливающемся всеми цветами радуги сиянии отразилась жизнь, целый мир, который он покинул. Мир, что продолжил жить без него, оправившись от того судьбоносного дня и избавившись от петли страха. И в этом свечении, похожим на исполинских размеров — наверное, с целую вселенную — северное сияние, он мог видеть миллиарды огоньков жизней, людей, их судьбы и их жизни. И он видел их столь отчетливо, столь близко, что его сердце наполнилось невероятным счастьем. Потому что он начал их узнавать.
«Кажется… теперь я понимаю тебя, Синдзи-кун. Ты действительно сделал это».
«Невероятно!.. — завороженно прошептал он. — Как красиво. Вы все… там… У меня получилось…»
Он видел их. Людей, кому причинил боль и страдания. Кого искренне любил. Кому подарил будущее и трудную, но столь желанную дорогу к счастью.