Он видел Мисато — женщина лежала на койке в палате, а с глаз ее врачи снимали бинты после проведенной операции. И первым, кого она увидела после долгих дней темноты, был щетинистый мужчина в вечно мятой рубашке и с полуулыбкой на лице, неловко протягивающей ей букет полевых цветов. Кадзи, о котором успели позабыть в хаосе рушащегося мира и который отказался от долга ради своих чувств, все это время находился со своей любимой, поддерживая, утешая и немного неуклюже, но искренне заботясь. И Мисато, при виде его, не смогла сдержать слез — на этот раз радости и счастья, сдавшись, признавшись, упав в его объятия и наконец-то сказав заветные слова.
Он видел Хикари. Каждодневно заботясь о Тодзи, она наблюдала за его медленным восстановлением, сама находя в его лице путь к спасению. Сначала робко и смущенно, но они сближались, за обыденными разговорами и заботливым беспокойством незаметно делаясь больше, чем друзьями или соратниками по несчастью. Они находили спасение в обществе друг друга, надежду на их совместное будущее, они невольно сплетали сердца и постепенно, день за днем, становились неразлучными. И их несчастья, боль, беды отходили на второй план, потому что теперь они были не одиноки. Потому что их сестры тоже нашли покой.
Он видел Юки и Нозоми — две юные девочки, сломленные и подавленные, вдруг нашли утешение в компании друг дружки. Нозоми, приходя в больницу вместе со своей сестрой, незаметно привязалась к тихой и замкнутой девочке, став для той единственной подругой и настоящим лучиком, прогнавшим мрак из ее души. И, сделавшись самими близкими друг для друга, больше, чем подругами и даже сестрами, они наполнили свои сердца радостью и покоем, прогнав страшные воспоминания и обретя новые чувства в своих сердцах. И даже Кодама, что с тяжелой тревогой переживала за своих сестер, смогла наконец-то снять камень с сердца, когда Нозоми категорически отказалась избавляться от Макса и когда улыбка и смех снова стали появляться на ее вновь наполнившемся жизнью личике. И она, наконец, впервые задумалась о себе, все чаще оставаясь с лечащим ее сестру врачом и находя отдушину в разговорах с ним, что делались все длиннее и желаннее, став однажды занимать целую ночь.
Он видел Рицко. Отчаявшуюся и потерявшую волю к жизни женщину, которую из рвущих ее лап бездушных клонов в последнюю секунду вытащила Мая. И она же отнесла на своих хрупких руках любимую женщину в палату, пройдя долгий изматывающий путь из глубин подземных катакомб наверх, к теплому солнечному свету. Она, забыв о себе, день за днем выхаживала сэмпая, излечивала ее раны, кормила и поила, самоотверженно и с искренней любящей заботой, пока не свалилась без сил. Но тогда уже Рицко, чьи самые глубокие раны — на сердце, наконец-то затянулись и чью жизнь впервые тронула настоящая преданная любовь, смогла преодолеть гнетущее ее одиночество и принять чувства той, что готова была пожертвовать ради нее жизнью, даже после всех перенесенных мук. И она ответила ей взаимной заботой, вернув ее прежнее тело, излечив ее сердце, окружив опекой и скрывшись вместе с ней где-то далеко от людей, предоставленные самим себе наедине.
Он видел Кейту и Мусаши, что ворвались в подвал его дома и нашли там Ману — обессиленную, разбитую, истерзанную, но еще живую. В последние секунды перед выстрелом, под пристальным и молящим взглядом Синдзи, силы начали покидать ее тело, и рука стала падать вниз. Во вспышке пламени и громе удара, всколыхнувших ее волосы и усеявших лицо копотью, нельзя было различить, как пуля лишь царапнула череп и рассекла кожу чуть выше виска, рикошетом угодив высоко в стену. И Синдзи тогда прогнал девушек, чтобы они не раскрыли его беспокойство в сердце, он осторожно отнес тело потерявшей сознание девушки в подвал, взяв с собой запасы еды и питья, и с грызущей тяжестью оставил ее внизу. Ману ожидало последнее и самое страшное испытание — преодоление наркотической ломки, и она должна была пройти его сама. Только лишь собрав по крупицам свою волю, только лишь обретя себя в пустоте одиночества, во тьме, тишине и спокойствии, она смогла бы вернуться к жизни и обрести настоящую, неимоверную радость, когда два ее товарища, два ее самых любимых человека открыли дверь подвала и предстали пред ней, словно рыцари из старых сказок. И тогда, достигшая самого дна отчаяния, она расцвела в надежде, словно утренний цветок, и впервые за эти дни улыбнулась от самого сердца, расплакавшись чистыми слезами счастья.
И Синдзи видел остальных людей. Он видел Кенске и Маюми, девушку, что в его поддержке нашла утешение, спокойствие и любовь, он видел Сацки, от которой отвернулись все, кроме Крысиного Короля, видел двух школьных подруг — Яёи и Намико — что после всего случившегося с искренней благодарностью и счастьем обнаружили своих парней, не отвернувшихся от них, а с состраданием окруживших преданной заботой и любовью. И он видел прочих учеников, что по отдельности могли бы сорваться в пропасть отчаяния и безумия, но вместе, находя опору и поддержку друг в друге, справившихся с болью и избежавших угнетения одиночеством. Видел он и Мари, что лишилась своего проклятия и наконец-то обрела человеческие чувства, и видел объединившихся отца и мать, смирившихся и быстро успокоившихся перед лицом вечности.