А еще он видел Аску, что вместе с последними слезами пережила объявшую ее тоску и горечь утраты и что, в ожидании самой страшной, мучительной и в то же время заветной боли рождения новой жизни, несущей в себе частичку него, посвятила свою новую жизнь новому и самому главному сокровищу.
И сердце Синдзи наполнилось радостью, потому что его желание исполнилось.
«Неужели ты все это планировал с самого начала?» — искренне изумленно и почти восхищенно произнес Каору.
«Я бы солгал, сказав «да». Пусть все это время мне хотелось так думать, но я просто заставил себя делать то, от чего бежал все время, — ловить шанс. Пользоваться каждым попавшимся моментом, не сидеть сложа руки и не сокрушаться по поводу неудач. Наверное, лишь это придало мне сил. А еще вера в то, что я всегда бы мог начать сначала».
«Я повторюсь, Синдзи-кун, но ты никогда не перестанешь меня удивлять. Особенно, при мысли, что я, кажется, уже знаю о тебе все».
«Это не так. Мне было очень мучительно, правда. Но я все же надеялся, что их раны заживут. И даже, может быть, шрамы никогда не сотрутся с их сердец и боль не покинет до конца их души, но главное, теперь они не одиноки. Такого было их желание — найти любовь, разрушить стену одиночества. Удивительно, что, сколь бы не были разными люди, все они желали одно и то же. Кроме двух удивительных девушек».
«Рей и Аски?»
Синдзи вздохнул — немного грустно и с тоскливой улыбкой.
«Интересно, возьмет ли она твою фамилию для ребенка?» — вдруг ответил ободряющим голосом Каору, и Синдзи, на секунду опешив, неожиданно рассмеялся.
«В самом деле, интересно. Икари Аико — наверное, это будет слишком самонадеянно. Ну, Шикинами Аико тоже мне нравится».
«Это было ее желание?»
«Не совсем. Скорее, наоборот. Она была сбита с толку, перепугана, страдая от одиночества и чувства быть нужной. Таково и было ее желание — обрести то, ради чего захочется жить. То, что уймет эту боль одиночества и непонимания. И она робко и отчаянно пыталась найти ответ во мне, словно я мог дать подсказку или протянуть ей свою руку. Боже, как же я хотел сделать это, но был таким же спутанным и пугливым мальчиком».
«Все меняется, Синдзи-кун. Время лечит и стирает углы. Ну а Рей? Каково ее желание?»
«Рей?..»
Синдзи хотел было ответить, но вдруг яркое сияние вокруг, изображающее полотно жизней, развернулось в сторону, и перед ними открылся вид на нечто немыслимое, что не могло объять человеческое сознание. Целая бесконечность, вобранная в одно исполинское поле удивительной красоты, цветущая поляна чарующих огоньков размером с всю вселенную, которую можно было окинуть взором от края до края, мириады звездочек, больше, чем во всех галактиках, собранных в один чарующий покров, будто цветы на необъятном поле. И по центру его стояло исполинское древо, только корнями своими возвышаясь к глубокому темно-синему своду, а ветвями уходя в пелену огоньков.
«Вот ее желание…» — тихо произнес Синдзи, ощущая, как его разум пленил завораживающий вид.
Каору где-то рядом изумленно выдохнул.
«Древо Иггдрасиль!.. Не может быть… Мы дома…»
Однако Синдзи уже не мог его слышать. Опутанный невероятной по своей красоте трелью колокольчиков, он парил сквозь звезды, за грань вселенной, притягиваемый кроной величественного Древа. И Каору двигался рядом, сам не в силах свети восхищенного взгляда, и за ничтожно малое время они преодолели всю бесконечность, представ перед стержнем мироздания, чья высота, мощь и великолепие не поддавалось осмыслению.
«Она пожелала встретить меня у самых Врат, чтобы провести к Ней».
Жалкие и ничтожные, они замерли рядом с исполинскими створами в основании кроны, окруженные сияющими листьями людских душ.
«Я ошибся!.. — ошеломленно выдохнул Каору, даже не чувствуя, как из его глаз потекли слезы благолепия, а душа стала растворяться среди ослепительного небесного сияния. — В тебе был заключен не дух Адама, а сама Юй! Юй Ичиджо! Наша колыбель!»