Тобиас был лучше вибратора со свежими батарейками.
В восемнадцать лет, когда я была неуверенной девушкой с нулевым опытом, за исключением нескольких неловких поцелуев в выпускном классе средней школы, Тобиас был мечтой. Он заставил меня почувствовать себя желанной. Он рассказал мне о моем теле и его желаниях. Он дал мне свободу отбросить все мои запреты и просто чувствовать.
Мы были вместе бесчисленное количество раз, и каждый раз лучше предыдущего. Тобиас, казалось, всегда учился новым трюкам.
Как вчерашний поцелуй. Его язык скользнул по моему, и я чуть не кончила.
Может быть, это были просто гормоны. Может быть, это было потому, что прошло много времени с тех пор, как я в последний раз испытывала оргазм — последняя любезность Тобиаса. Он был моим единственным.
Я отказывалась думать, что другая женщина научила его так работать языком.
Ревность пробежала у меня по спине, когда я брызнула кетчупом на тарелку. Иррациональная, зеленая ревность.
Это был мой выбор — уйти. Я не могла винить его за то, что он двигался дальше. И все же… еда потеряла вкус у меня на языке.
— Все в порядке? — спросил он.
— Отлично. — Я откусила еще кусочек.
Жевание стало желанным спутником, поэтому я отбросила мысль о другой женщине в постели Тобиаса.
Сейчас было не время для ревности. Сейчас было время поесть.
Я подцепила вилкой кусочек яйца и обмакнула его в кетчуп.
— Вкусно.
— Ты сегодня работаешь? — спросил он, относя свою тарелку в раковину, пока я поглощала еду.
— Немного. Я, наверное, разобью лагерь прямо здесь, если ты не возражаешь.
— Дерзай.
— А ты? Ты собираешься в город? — Скажи «да».
— Да.
Я старалась не позволить своим плечам опуститься от облегчения.
Если бы он остался здесь, я не была уверена, что произошло бы. Этот стул между нами оставался бы пустым очень долго, прежде чем один из нас уступил. Он был просто слишком… простым. Слишком аппетитным.
— Наш офис закрыт на этой неделе, — сказал он. — Но у меня больше работы, чем я могу успеть, поэтому я, вероятно, зайду ненадолго. Дам тебе немного пространства.
Даст нам немного пространства.
— Хорошо. — Я встала и отнесла свою пустую тарелку на кухню, стараясь не подходить слишком близко, пока ополаскивала ее в раковине и ставила в посудомоечную машину.
— Чувствуй себя как дома, — сказал он, затем достал маленький черный пульт дистанционного управления из ящика рядом с холодильником. — Вот запасной пульт от гаража, чтобы ты могла приходить и уходить, когда тебе нужно.
— Спасибо. — Я взяла его, затем отступила на шаг.
Он сделал то же самое, проведя рукой по бороде.
— Насчет прошлого вечера. Прости.
— Это был просто поцелуй, Тобиас. Не то чтобы мы раньше не целовались, верно?
— Да. — Его глаза встретились с моими, выражение его лица было непроницаемым. Прежде чем я смогла что-либо понять, он вышел из комнаты. Затем дверь гаража открылась, и он исчез.
Почему он поцеловал меня? И почему это выглядело так, будто он сожалеет об этом?
— Уф. — Я обхватила себя руками за талию, когда мой желудок скрутило.
Может быть, это были гормоны, может быть, это был стресс от неизвестности, может быть, это был кетчуп, но я бросилась в ванную, когда волна тошноты обрушилась на меня подобно цунами.
— Вот тебе и яйца, — простонала я, вынырнув после долгих тридцати минут в обнимку с унитазом.
Я взяла телефон с прикроватной тумбочки и вернулась на диван в гостиной, лежа на спине и просматривая электронную почту. Я печатала ответ своему боссу, когда зазвонил телефон. На экране высветилось имя моей матери.
— Привет, мам, — ответила я, стараясь придать своему голосу бодрость.
— Привет, Ева. — Позади нее послышался шум, и женщина заговорила по внутренней связи. Это был типичный саундтрек к маминым звонкам.
— Где ты?
— В Атланте, примерно на час. Затем ИАП (прим. ред.: Интернациональный Аэропорт Потленда). — Портленд.
До того, как я перешла в третий класс, я могла назвать каждый крупный город и трехбуквенную аббревиатуру его аэропорта. У нас дома была карта, и после каждого маминого звонка я бежала, чтобы точно определить, где она была и куда направлялась, проводя воображаемые линии между воображаемыми местами.
Многие из тех городов теперь не были такими воображаемыми.
Мама жила в Майами. По крайней мере, так было, когда мы разговаривали в последний раз. Это было четыре месяца назад, в мой день рождения. На этой неделе она пропустила свой обычный рождественский звонок.
— Завтра я приезжаю в Бозмен. Я только что разговаривала с Еленой, и она сказала, что ты там до Нового года.
Дерьмо. Спасибо, Елена.
— Эм… да.
— Мы все завтра ужинаем. — Это не вопрос и не приглашение, просто заявление.
— Хорошо. — Я планировала повидаться с папой, но, думаю, вместо этого пойду к нему пообедать.
— Тогда увидимся. — Она повесила трубку прежде, чем я успела попрощаться.
У меня снова скрутило живот, и я начала изучать потолок, пока тошнота не прошла. Предоставьте Тобиасу покрасить потолок на тон светлее стен, и он сделает это. Здесь нет простых белых потолков.
Мой телефон снова зазвонил, и я прижала его к уху, уже зная, что это Елена.
— Да, она звонила мне. Да, я приду к ужину.
— Хорошо. — Она вздохнула. — Ты должна быть буфером.
— Хорошо. — Я всю свою жизнь была буфером между Еленой и мамой. — Хочешь, я что-нибудь принесу?
— Вино.
Вино, которое я не стану пить.
— Поняла. Что-нибудь еще?
— Нет. Ты можешь поверить, что она просто звонит и ожидает, что мы бросим все, чтобы соответствовать ее расписанию?
— Это мама. — Меня это не злило так, как Елену.
— Я не скажу папе, что она здесь.
— Меня это устраивает. — Это только расстроило бы его, и мама улетела бы следующим рейсом.
Она редко приезжала в Монтану. Еще реже оставалась тут дольше двадцати четырех часов.
Мама была пилотом коммерческой авиакомпании. Она заслужила свои крылья, и ничто не могло помешать ей взлететь в небо, даже муж и две маленькие девочки. Всю мою жизнь она путешествовала, оставив папу заботиться о Елене и обо мне.
В те моменты, когда мама брала отпуск и подолгу оставалась дома, я обычно просыпалась по ночам и слышала, как ссорятся мои родители. Именно из-за ее отсутствия их брак продлился так долго.
Если это вообще можно назвать браком. Они официально оформили свой развод после того, как я окончила среднюю школу, но списали друг друга со счетов за много лет до того, как были подписаны бумаги.
Елена питала много горечи по отношению к маме, в основном из-за папы. Он был женатым родителем-одиночкой. Он взваливал на свои плечи всю стирку после десятичасового рабочего дня. Он готовил еду и упаковывал ланчи. Он красил нам ногти и заплетал косички.
Папа был одновременно и отцом, и матерью.
Елена хотела настоящую мать не потому, что он в чем-то потерпел неудачу, а потому, что девочкам нужны мамы.
Может быть, причина, по которой это не беспокоило меня так, как ее, заключалась в том, что я знала, что мама проиграла бы по сравнению с папой. Он десять раз компенсировал ее недостатки.
И нам было лучше, только нам троим.
Моя рука легла на мой плоский живот.
— Мы разберемся с этим, не так ли?