— А что потом? Отпуск по беременности?
— Зависит от проекта. Мне нужно поговорить с моим боссом. Возможно, к этому моменту он захочет прислать кого-нибудь в помощь. Но если все пойдет хорошо, тогда я, возможно, смогу просто работать дома. Время от времени посещая стройку.
— Это вариант? Найти кого-нибудь другого для выполнения этой работы?
Она села прямее.
— Возможно. Но я бы предпочла не спрашивать.
— Как насчет того, чтобы найти работу поближе к Монтане?
— Опять же, я бы предпочла не спрашивать. Я хочу заняться лондонским проектом.
— Ты не будешь просить своего босса назначить тебя на работу в Америке. Но попросишь меня лететь к тебе, надеюсь, заранее, чтобы я смог поприсутствовать при рождении моего ребенка. И что потом? Ты получишь новое задание? Ты соберешь вещи и уедешь куда-нибудь еще?
— Я не знаю. — Она слезла со стула и принялась расхаживать по одной стороне островка, в то время как я делал то же самое с противоположной. — Я не знаю. Хорошо? Я только сейчас осознаю тот факт, что внутри меня растет человек. Я еще точно не решила, как собираюсь растить его или ее.
— Ты не можешь.
Она ахнула, ее ноги остановились.
— Что?
— Это все не может быть той жизнью, которую ты хочешь для нашего ребенка. Путешествовать повсюду. Перетаскивать его из школы в школу.
— Я не хочу этого.
— Значит, ты уволишься с работы?
— Я не знаю. — Она всплеснула руками. — Мне обязательно отвечать сегодня?
— Нет, но, черт возьми, было бы неплохо, если бы ты выбрала направление. Я должен знать, о чем ты думаешь. Я должен знать, чем ты собираешься пожертвовать. Я должен знать, что ты не будешь такой, как твоя мать. — Я пожалел об этих словах в тот момент, когда сказал их. Блять.
Ева ахнула.
— Я не могу поверить, что ты только что сказал мне это. Почему все наши разговоры были о моих жертвах? А как насчет тебя?
— Меня? — Я указал на свою грудь. — У меня постоянная работа. Я возглавляю компанию моего отца. У меня есть дом. Гребаный адрес. Ты действительно думаешь, что я собираюсь отказаться от этого? Мы оба знаем, что правильное место для взросления этого ребенка — здесь. Со мной.
Глаза Евы расширились. Ее рот приоткрылся.
— Что?
— В этом есть смысл. Если ты сохранишь свою работу, то ребенок должен жить здесь.
Весь воздух покинул комнату. Единственным звуком было биение моего сердца. Ева уставилась на меня, и мой самый большой страх ожил.
В ее глазах не было ничего, кроме презрения. Ничего, кроме обиды.
Она ненавидела меня.
И если в моем сердце и остался кусочек, который она не разбила в первый раз, он разбился вдребезги в этот самый момент.
За исключением того, что я даже не мог обвинить в этом ее. Это… это был на моей совести.
— Ультиматум, — прошептала она, ее глаза наполнились слезами. — Я не могу поверить, что ты только что выдвинул мне ультиматум. Знаешь, чего я хотела раньше? Что бы ты попросил меня остаться.
Мое сердце остановилось.
— Но ты этого не сделал. Ни тогда. Ни сейчас. Ты никогда не просил меня остаться. — И, судя по тону ее голоса, теперь было уже слишком поздно.
— Ты разбила мое гребаное сердце.
— Тогда, я думаю, сегодня вечером мы квиты. — Она с трудом сглотнула. — С Новым годом, Тобиас.
Звук хлопнувшей двери эхом разнесся по дому. Я застыл, обездвиженный болью.
Она ненавидела меня.
Честно говоря, сегодня вечером я в некотором роде сам себя ненавидел.
Глава 11
Ева
Мои глаза были опухшими, а круги под ними синими. Покрытые пятнами щеки и бледные губы мне не очень шли. Не совсем так я надеялась начать свой новый год, не проплакав полночи и почти не выспавшись. Но, по крайней мере, я смогу вздремнуть в самолете.
Я надела резинку для волос на запястье, затем бросила последний взгляд в зеркало. Да, я выглядела дерьмово. В последний раз я выглядела так ужасно много лет назад. Таким было мое лицо в течение нескольких недель после переезда в Нью-Йорк.
Как будто душевная боль была такой огромной, что не могла оставаться внутри. От нее белела кожа. Вваливались щеки. Она давила мне на плечи, как кирпичная кладка.
Ультиматум Тобиаса звенел у меня в голове. Из-за этого было трудно трезво мыслить, потому что хуже всего было то, что…
Он был прав.
Я цеплялась за глупую надежду, что моей жизни не придется меняться. Но ничто в моей жизни не было нормальным. Я не могла таскать ребенка с собой из города в город. Я не могла сохранить свою работу и быть матерью.
Он был прав. Я знала, что он был прав. И знала это уже неделю.
И все же прошлой ночью, даже после всех этих слов, он не попросил меня остаться. Он хотел только ребенка. Не меня.
Я вытерла щеки, шмыгая носом. Затем собралась с духом, надела парку и собрала чемодан. Нет, я не могла работать вечно, по крайней мере, не в том же качестве. Но я не собиралась увольняться сегодня. Я не собиралась увольняться и завтра.
Я поеду в Лондон, дам себе время оплакать потерю карьеры, а затем разработаю план ухода. Пришло время обновить мое резюме.
Волоча за собой чемодан, я перекинула лямку рюкзака через плечо и покинула гостевую спальню Тобиаса. Превратит ли он ее в детскую для ребенка?
Я сжала челюсти, чтобы сдержать эмоции, которые рвались наружу, пока шла по коридору.
На кухне меня встретил запах кофе. Тобиас стоял у раковины спиной ко мне и смотрел в окно, выходящее на его задний двор.
Поставил бы он там качели? Или, может быть, домик для игр? Превратил бы он этот дом в рай для детей, чтобы у меня не было шансов конкурировать?
Тобиас повернулся, его взгляд метнулся к моим сумкам.
— Я помогу тебе загрузить их.
— Справлюсь сама. — Я вздернула подбородок. — Спасибо, что разрешил мне оставаться здесь на этой неделе. Я разобрала постель. Полотенца в корзине.
Он кивнул.
— Ценю это.
Мое сердце отбивало удары при каждом шаге к входной двери. Я повернула ручку, но прежде чем успела выйти, у меня из рук вырвали чемодан.
Тобиас стоял там, так близко, что я чувствовала запах его одеколона. Я втянул его в себя, задержала на долгое мгновение, затем выдохнула.
Он следовал за мной по пятам, когда я вышла на холод, мое дыхание поднималось белым облачком, когда я пересекала чистый тротуар. Должно быть, он почистил его лопатой, пока я была в душе. Он также очистил от снега мою машину.
Я нажала на кнопку багажника, отступая в сторону, чтобы он мог загрузить мой чемодан. Затем я закинула свой рюкзак и встретилась с ним взглядом.
Эти голубые глаза были похожи на сапфиры, сверкающие на утреннем солнце. Его кадык дернулся, когда он сглотнул.
— Позвони мне.
— Позвоню.
Он изучал меня, темные круги и тусклую кожу, наморщив лоб.
— Ева, я…
— Не надо. — Мой голос дрожал. — Пожалуйста, не надо. Мне нужно идти.
Я висела на волоске. Я не могла с ним поссориться, только не снова.
— Хорошо. — Он отодвинулся с моего пути, чтобы мы не соприкасались, когда я протиснулась мимо него и поспешила к двери со стороны водителя.
Я скользнула внутрь, холод с сиденья просачивался сквозь мои джинсы.
Тобиас уперся руками в крышу и наклонился, когда я вставила ключ в замок зажигания.
— Мне жаль. Как бы то ни было, я сожалею о том, что сказал прошлым вечером.
Слезы подступили к глазам, поэтому я просто кивнула и повернула ключ.
— Прощай, Тобиас.
Его руки опустились по бокам, и он отступил.
— Прощай, Ева.