— Нет. — Я покачал головой. Если бы я думал, что она поедет в отель, я бы мог оставить ее. Но она была такой же упрямой, как и я, и после того, как я уйду, она развернет этот надувной матрас. — Останься со мной. Пожалуйста.
— Только потому, что у тебя есть матрас с эффектом памяти.
— И больше одной подушки. — Я рассмеялся и поднял ее чемодан. Подушки, как она однажды сказала мне, были так же важны, как и матрас.
— Теперь ты просто хвастаешься, — поддразнила она.
— Показывай дорогу. — Я умудрился за одну поездку донести все до своего грузовика, затем подождал, пока она закроет свою квартиру, прежде чем мы направились через город по тихим дорогам к моему дому.
Дом.
Разве дом не был местом, куда ты мог сбежать? Где ты мог обрести покой? Возможно, ей не нужны были четыре стены, чтобы чувствовать себя как дома, но, когда я заехал в свой гараж, тяжесть спала с моих плеч.
Это было причиной, по которой я стал архитектором. Проектируя дома, я не просто придавал им эстетический вид. Речь шла о создании убежища. Речь шла о том, чтобы дать другим место, где они могли бы пустить корни, которые были бы такими же глубокими, как мои собственные.
Я нажал кнопку на второй кабинке и вылез, махнув Еве, чтобы она заезжала. Когда ее машина была припаркована, я поднял ее чемодан и затащил его внутрь.
— Ты голодна?
— Конечно. — Она пожала плечами. — Я эксперт по еде на вынос. Хочешь, закажу нам что-нибудь?
— Или я могу приготовить сам.
— Ты позволяешь мне остаться. С меня ужин.
— Хорошо. — Я кивнул и наблюдал, как она листает свой телефон, ее пальцы порхают по экрану.
Она не спросила, что я хочу съесть. В этом не было необходимости.
Ева знала, что я ненавижу чили. Знала, что предпочитаю вареные овощи сырым. Что я пью воду с каждым приемом пищи и что держу в холодильнике домашний соус «ранч», потому что всегда предпочитаю его кетчупу.
Она знала меня лучше, чем кто-либо другой.
Я скучал по тому, как легко было находиться рядом с ней.
— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил я, открывая холодильник.
— Вода подойдет.
Я наполнил два стакана, свой со льдом, а ее без, потому что это беспокоило ее зубы. Затем мы устроились в гостиной на противоположных концах дивана.
— Кажется, прошли дни, а не часы с тех пор, как ты приходила.
Она рассмеялась, поджимая под себя ноги на подушке.
— Я только что подумала о том же.
Рядом с ней на столике стояла цифровая рамка. Ева взяла ее в руки, наблюдая, как меняются фотографии.
— Мама подарила мне это вчера на Рождество. — Я смотрел через ее плечо, ожидая, пока…
Ева ахнула.
— Она поместила сюда нас?
Это была фотография, которую мама сделала много лет назад. Та, что стояла в рамке в ее кабинете в течение нескольких лет. Я подозревал, что она все еще лежит в ящике стола, спрятанная для сохранности. Мама никогда не теряла надежды, что Ева найдет дорогу домой.
На снимке мы с Евой лежали на диване в старом доме мамы и папы. Я спал на животе, одетый только в шорты. Ева спала на моей обнаженной спине. Мой рот был открыт. Ее волосы рассыпались по моим плечам, и прядь прилипла к ее губам.
Это не должно было быть удобно, но я потерял счет, сколько раз мы так спали. Полностью довольные, пока были друг у друга.
— Мы выглядим такими… молодыми. — Улыбка осветила ее лицо, но, как и фотография, она исчезла слишком быстро.
На следующем снимке мы с Хитом были на лыжной горке несколько зим назад. Он настоял, чтобы мы сделали это селфи на кресельном подъемнике. Следующим был снимок с прошлогодней рождественской вечеринки. Я стоял рядом с папой, у каждого из нас в руках было по стакану виски.
Мы с Евой смотрели, как фотографии прокручиваются по кругу, пока наша снова не появилась на экране. Она провела пальцем по рамке.
Вспышка фар заставила нас обоих подняться с дивана. Она поставила рамку, когда я направился к двери, чтобы встретить водителя доставки.
— Буррито? — спросил я, заглядывая в пакет. — Тебе не нравятся буррито.
— Вообще-то, нравятся. — Она присела за столик, разворачивая фольгу со своего ужина, в то время как я сел рядом с ней и сделал то же самое.
— С каких это пор?
— Я прожила в Сан-Антонио около пяти месяцев. За углом от места, где я снимала квартиру, было кафе с буррито. Однажды вечером я поздно вернулась домой с работы, а в холодильнике ничего не было. Я не хотела ждать пиццу, поэтому решила, что один буррито меня не убьет.
Я рассмеялся.
— Очевидно, что этого не произошло.
— Я взяла Буррито с кесо (прим. ред.: кесо — это соус, который готовят из расплавленного чеддера). И теперь… — Она взяла свой буррито и откусила огромный кусок, постанывая, пока жевала. — Я люблю кесо.
Было эротично наблюдать, как ее глаза закрываются. В уголке ее рта появилась капелька расплавленного сыра. Я поднял руку, собираясь стереть ее, но вспомнил, что она больше не моя. Поэтому предложил ей салфетку и сосредоточился на своей еде.
Когда обертки были скомканы и выброшены в мусорное ведро, Ева зевнула.
— Кажется, я сейчас отрублюсь.
— Я покажу тебе твою комнату. — Я забрал ее чемодан из прихожей, затем направился в противоположный конец дома, в спальню, самую дальнюю от моей собственной.
Мне показалось более безопасным разместить большую часть моих четырех тысяч квадратных футов между нами.
— Спасибо за это, — сказала она, когда я поставил чемодан у двери.
— Нет проблем. Могу я тебе что-нибудь принести?
— Комната выглядит идеально. — Она оглядела комнату, ее взгляд остановился на кровати.
Одеяло было темно-зеленого оттенка, очень похожего на крапинки в ее карих глазах. Кровать в стиле саней была насыщенного коричневого цвета, близкого к цвету ее волос. И если бы я снял с нее одежду, ее кожа была бы такого же алебастрового цвета, как стены.
Мы были вместе так много раз, что представлять ее на кровати стало для меня второй натурой. Я мог слышать, как прерывается ее дыхание, когда входил в ее тело. Я мог чувствовать сладость ее языка. Чувствовать, как ее оргазм пульсирует вокруг моей плоти. Один вдох ее ванильного аромата, и мой член дернулся.
Дерьмо. Мне нужно было убраться к чертовой матери из этой комнаты и подальше от этой или любой другой кровати.
— Я дам тебе немного поспать.
Но прежде чем я успел направиться в свою комнату, чтобы принять холодный душ, Ева протянула руку, ее пальцы обхватили мой локоть.
— Тобиас?
— Да? — Мой взгляд остановился на ее губах.
— Спокойной ночи. — Она шагнула ближе, обхватив меня за талию.
Мои руки немедленно обхватили ее, притягивая ближе и зарываясь носом в ее волосы. Обнимать ее было еще одним автоматическим инстинктом.
Я скучал по тому, как она подходила мне. Скучал по ее длинным волосам, пропущенным сквозь мои пальцы. Скучал по мягкости ее грудей и щекотанию ее дыхания на моей шее.
Она вздохнула, опускаясь в мои объятия. Затем она отстранилась, ее взгляд скользнул вверх по моей шее и остановился на моих губах. Ее рот приоткрылся.
И в этот момент моя решимость пошатнулась.
Я подлетел, обхватил ее лицо руками и прижался губами к ее губам. Одно движение моего языка по ее нижней губе, и она приоткрылась, всхлипнув.
Ева прижалась ко мне, кончики ее пальцев впились в мои бицепсы, когда она приподнялась на цыпочки.