Маргарет представилась дежурному врачу отделения реанимации. Как мать раненого юноши, она получила лишь привычное сочувствие. Слова о том, что она — доктор, вызвали уже искреннюю теплоту. Дежурный врач сказал, что операция продолжается. Рентгеновские снимки выявили многочисленные трещины костей. Пока еще нет полной ясности относительно степени повреждения мягких тканей и нервных путей. Не хочет ли она чашечку кофе?
Нет, ответила Маргарет, она хочет пройти в операционную. Она не сказала, что многолетний опыт научил ее не доверять другим врачам.
— Если вы пройдете со мной, доктор Браун, я покажу, где вы можете помыться и переодеться, — дежурный врач вышел из-за стола.
— Одну минуту, — остановила его Маргарет. — Я только скажу пару слов мужу.
Генри она нашла в комнате ожидания.
— Где Кэти? — спросила она.
Какая Кэти, едва не закричал Генри. Как мой сын?
Он шумно глотнул, потому что голосовые связки никак не желали подчиняться.
— Кэти пошла в туалет. Скажи мне?
Что она могла сказать? Стэнли тяжело ранен? Он и так это знал. Он в операционной? Ему и об этом известно.
— Сможет ли он играть в теннис?
— Я не знаю, — Маргарет полагала, что эта маленькая ложь не причинит вреда.
И поспешила за дежурным врачом.
Прошло еще сорок минут томительного ожидания. Генри думал о том, как бы ему умереть, сохранив тем самым жизнь Стэнли. И проклинал рационализм своего мозга, утверждающего, что такие обмены невозможны.
А Маргарет следила за неторопливым ходом операции. Никогда не видела она у сына такого бледного лица. Он казался мертвым, возможно, из-за резиновой трубки, уходящей в дыхательное горло и обеспечивающей вентиляцию легких. Едва поднимающаяся грудь. Капельницы на обеих руках.
Наконец, хирург повернулся к ней.
— Думаю, мы извлекли всю дробь. В некотором смысле нам повезло. Я видел раны от дробовиков, которые не позволяли сохранить конечность.
— Вы же не думали об ампутации? — Маргарет разом осипла.
— Честно говоря, поначалу я не видел другого выхода. Эта операция, как вы понимаете, далеко не последняя. Через несколько недель вы сможете перевезти его в Нью-Йорк, но только в горизонтальном положении. Вам придется закупить в самолете ряд кресел. И кто-то должен будет его сопровождать.
Она ничего не слышала, кроме слов, что Стэнли выживет. Ее сердце рвалось из груди.
Она должна сказать Генри. Их сын останется с ними!
Рядом с Кэти и Генри стоял мужчина в форме дорожной полиции штата Калифорния, с наручниками в руках.
— Что происходит? — встревожилась Маргарет.
— Как он? — спросил Генри.
— Операция заканчивается. С ним все в порядке. Что происходит?
— Вы — его жена? — осведомился полицейский.
Маргарет кивнула.
— Он арестован. Один из эвакуированных, по фамилии Блауштейн, показал под присягой, что лес поджег ваш муж. Он сказал, что видел это своими глазами, — полицейский повернулся к Генри. — Вы имеете право молчать. Все, сказанное вами, может быть использовано в суде против вас.
— Но… — начал Генри. Взглянул на Маргарет. — Могу я пройти к нему?
— Вы можете пройти только со мной, — полицейский защелкнул наручники на запястьях Генри.
— Подождите! — в ярости воскликнула Маргарет.
— Приберегите ваши слова для судьи, — спокойно заметил полицейский. — Я лишь выполняю свою работу.
Глава 24
Дело Генри Брауна вел судья Силверст Бонингтон, разочаровавшийся в жизни, но когда-то мечтавший попасть в Верховный суд. Теперь, в шестьдесят четыре года, он уже не рассматривал судебные процессы как средство привлечения внимания к собственной персоне со стороны политиков, прессы, публики. Твердо решив уйти на заслуженный отдых, в последний перед пенсией год он судил, руководствуясь только законом.
Еще до начала судебного заседания, на котором прокурор намеревался выдвинуть против Генри обвинение в поджоге федерального лесного заповедника, Бонингтон познакомился с первыми сообщениями из «Клиффхэвена» и понимал, что суд над Генри, поддержи он обвинение, получит широкую огласку. А он сам, как судья, станет известен в каждом доме, где есть телевизор. Но здравый смысл возобладал над искушением.
Так как Генри Браун жил в другом штате и хотел связаться со своим адвокатом, чтобы тот порекомендовал ему достойного коллегу в Калифорнии, судья Бонингтон назначил местного адвоката, по фамилии Хилки, для оказания Генри необходимой юридической помощи. Разумеется, лишь до прибытия адвоката, которого выберет обвиняемый. Поджог являлся серьезным обвинением, и судья хотел выслушать Хилки, прежде чем назначить сумму залога. Обвиняемого не знали в Калифорнии, но в Нью-Йорке он считался преуспевающим бизнесменом и ни разу не привлекался к судебной ответственности.