Девочке сказали, что ее отца вновь взяли в армию. Четырехлетняя Филлис не поверила. Во-первых, он не попрощался, а во-вторых, его форма по-прежнему висела в шкафу. Мать Филлис, слабая, болезненная женщина, от горя тронулась умом. За дочерью она присматривать не могла, а потому позволила родственникам отвезти брыкающуюся и визжащую Филлис в приют, которым заведовал садист, питавший особый интерес к девочкам, вступающим в пору зрелости. Не пропустил он и Филлис. Незадолго до ее дня рождения, ей исполнялось двенадцать, директор пригласил ее в кабинет и предложил двадцать пять центов за некое действо, о котором она читала в книжке, тайно ходившей среди ее подружек. Филлис, циник уже в двенадцать лет, не возражала против того, чтобы продать ее единственное богатство, но только не за двадцать пять центов. Хотя директор проповедовал социализм, то есть предлагал делить то, что имеешь, с ближним, Филлис, обладавшая незаурядным умом, читала и литературу, в которой высказывалась прямо противоположная точка зрения. Она знала, что живет в обществе, в котором продаваться надо за самую высокую цену, и уж конечно не за двадцать пять центов. Она убежала, решив испытать судьбу.
К семнадцати годам Филлис уже безбоязненно смотрела в будущее, хотя за эти годы у нее было лишь четверо мужчин, причем с каждым она спала от силы несколько раз. Первые двое стали легкой добычей — женатые старички, питавшие слабость к девчушкам. К своему изумлению, они скоро выяснили, что Филлис не только знает, как обходятся в этой стране с растлителями несовершеннолетних, но и готова помочь им избежать наказания в обмен на определенную сумму денег. Названная цифра показалась мужчинам чрезмерно высокой. Филлис же называла тот максимум, который, по ее прикидкам, она могла выжать из них, и не ошиблась. Она вела себя не как пират, но расчетливый бизнесмен, трезво оценивающий свои возможности.
Третьей ее жертвой стал популярный певец, обожавший девушек, что вились вокруг его костюмерной. Через подругу подруги Филлис проникла в святая святых и привлекла к себе внимание певца. Тот жестоко ошибся, предположив, что эта очень умная и красивая девочка одна из его горячих поклонниц. Он позволил себя соблазнить. Когда же пришел срок, а Филлис тянула достаточно долго, чтобы не продешевить, она удивила певца, признавшись, что ее интересуют не его ласки, но материальное обеспечение. Певец предложил Филлис сгинуть, однако днем позже его навестил полицейский в форме, который пообещал не арестовывать певца и вообще закрыть на все глаза при условии, что тот согласится выплачивать Филлис причитающиеся ей деньги.
— Так ты ее сутенер? — взревел певец. — Вон отсюда!
Полицейский, привыкший к подобным передрягам, терпеливо объяснил, что он выполняет практически те же функции, что и театральные агенты, с которыми приходится иметь дело певцу. Ежемесячно тому придется платить незначительную сумму, которая никоим образом не подорвет его благосостояние, а он, полицейский, обеспечив выплату, будет оставлять себе десять процентов, отдавая остальное Филлис, которой всего шестнадцать лет, хотя выглядит она старше. А потом во время концерта кто-то бросил в зал зловонные шутихи — горящие рулоны кинопленки, завернутые в плотную бумагу, и уже администрация «Парамаунта» обратилась к певцу с просьбой договориться с пострадавшей.
Когда полицейский пришел второй раз, певец предложил иное решение проблемы; вместо ежемесячных выплат разом отдать пять тысяч долларов. После того как деньги перекочевали в карман полицейского, мужчины пожали другу другу руки, словно два бизнесмена, заключивших взаимовыгодную сделку.
По пути к Филлис у полицейского возникла мысль о том, что не худо бы увеличить причитающуюся ему долю до двадцати процентов. Когда Филлис выслушала его предложение, ее лицо так исказилось, что полицейский даже испугался. Такое выражение ему доводилось видеть на мужских лицах, у женщин — никогда.
— В чем дело? — спросил он.
Едва шевеля губами, этот приемчик она почерпнула из кино: именно так произносили угрожающие монологи актрисы, она напомнила полицейскому о его жене.