Пастернак снова прыгнул в бассейн, разметав всех на своем пути, пытаясь дышать в ровном ритме.
– Вдоххх, выдоххх, вдоххх, выдоххх.
Мэтт был прав. Он позорил себя. Ему должно быть стыдно даже снимать рубашку, не говоря о том, чтобы размахивать ею и делать из себя посмешище. С него хватит. Тут он представил, как будет показывать фотографии «до» и «после» своим детям, которые будут удивляться и не верить. С этого дня Пастернак начинает борьбу.
– Вввдоххх, выдоххх. Бля! Тяжеловато.
– Ввдоххх, выдоххх. Господи Иисусе!
– Вдоххх, выдоххх, вдоххх, выдоххх, тоо-онкий, тооолстый. О-о-ох! К черту! Ты толстяк, а потому иди и выпей пивка!
И он пошел и выпил. Несколько.
– ЕБТВАЮ!
На осознание всего ужаса ушла пара минут.
– АОООХХ! А-А-А-А-А! ГРАНТ! ДАРРЕН! ПРОСЫПАЙТЕСЬ, УРОДЫ! НА НАС НАПАЛИ! ЭТО… ПРОСТО НАШЕСТВИЕ!
Приглушенные ругательства.
– НЕТ, ЭТО ВЫ ИДИТЕ НА ХЕР, ПАРА ГРЯЗНЫХ УРОДОВ! ЭТО ВЫ ТУТ ПИРОВАЛИ СЕГОДНЯ В ТРИ ЧАСА НОЧИ!
Опять приглушенные ругательства, затем другой голос:
– Это не мы! Это они на твою блевотину слетелись, тошнот!
Шон поднял бутылку пива и поздравил себя. Сверху раздавались звуки, будто обитатели, как домохозяйка в мультфильме «Том и Джерри», повскакивали с ногами на кресла, тупо отмахиваясь от любого приближающегося объекта. Хороший будет урок ублюдкам. А каков лексикон! Эти ребята точно не джентльмены.
Хилари выпрямилась и потянулась. Журналисты могут стращать сколько угодно, но нет на свете ничего лучше солнечных лучей, ласкающих кожу. Когда ее внутренняя батарейка заряжалась солнцем, она всегда чувствовала себя прекрасно. Весь сегодняшний день она блаженно дрейфовала между сном и явью, забыв даже о Бекки и спа-салоне. Солнце расслабляло ее, унося все заботы. Ей стало интересно, куда делся Шон. Она вела себя с ним достаточно жестко, возможно, даже чересчур, но, черт возьми, если бы она за себя не постояла у нее не было бы такого чудесного дня, когда можно просто валяться у бассейна. Он никогда не позволил бы потерять впустую такой прекрасный день такого прекрасного отпуска. С ним было нелегко – громадье планов, бессмысленные метания, которые ни к чему не приводят…
Да они бы вообще никогда не оказались на этом курорте, если бы это от него зависело. Скорей уж на маленькой вилле или в хижине пастуха. Главное, чтобы там не было ни электричества, ни удобств и чтобы было максимально непрактично, некомфортно и недоступно – тогда он будет счастлив, как дитя.
Бедняга Шон. Ну и ладно. Он уже давно нарывался. Так что никакой вины.
Она подняла очки на макушку, прихватив волосы, и огляделась. И сразу же поймала взгляд того красавчика из автобуса. Тогда он сидел на несколько рядов позади, и она сразу же отметила его, едва они зашли в автобус. Он был совсем юным, не больше восемнадцати, но выглядел потрясающе. Он напомнил ей четвертое-пятое поколение африканцев, которое можно увидеть только в Ливерпуле или Кардиффе, или в портах, где смешение культур продолжалось столетиями. У него была светло-коричневая кожа, лишь чуточку смуглая, с несколькими веснушками, такими редкими и разбросанными, будто он их нарисовал сам.
Казалось, он так и светился природным здоровьем и наивностью. Уголки его широких губ изгибались чуть кверху, отчего на лице блуждала постоянная легкая улыбка. Короткие волосы буйно курчавились, но самое сильное впечатление производили его глаза. Яркие и живые, они поразили ее глубиной и чувственностью. Они были похожи на глаза попавшего в западню животного, прекрасного и благородного даже в страдании. В них прочитывалось желание быть любимым и ожидание понимания.
Этот парень ищет понимания, подумалось ей.
Она выдержала его странный взгляд и сделала единственное, что пришло ей в голову, – улыбнулась. Он чуть заметно покраснел и отвернулся, бессознательно теребя ухо, но тут же отважился еще на один взгляд и улыбнулся в ответ. Хилари ошеломило головокружительное воздействие этой полной надежды, робкой улыбки. Сердце ушло в пятки. Парень поднялся. Он шел к ней! В низу живота стало приятно покалывать. Он пробирался к ней, как большая гибкая кошка, слегка сутулясь, будто стесняясь своего роста. Она изо всех сил старалась держать себя в руках, подавляя странную дрожь. Это было просто… глупо! Она прикрыла грудь, подтянув к себе колени и обхватив их руками. Когда он подошел поближе, она заговорила чужим нейтрально-дружелюбным тоном:
– Привет. Ты летел с нами, да?
Она была довольна, что сумела собраться и взять ситуацию под контроль, ничем себя не выдав.
– Я наблюдал за вами сегодня утром. Ну, я…
Он тряхнул головой, осознав, что дал маху, и так трогательно смутился, что ей захотелось вскочить и поцеловать его. Он присел напротив, чтобы ей не приходилось смотреть на него против солнца.
– Я возвращался утром из клуба…
Он был так близко, что их колени почти касались.
– Клубы здесь поздно закрываются, – с упреком сказала она, снова удивившись, что чувствует себя вправе упрекать. Он, правда, этого не заметил. Наверное, подумал, что она просто клевая взрослая телка.
– Вообще-то да, – он словно замечтался. Или, может, он туповат и пытается собраться с мыслями? – Я тут наблюдал за, э-э-э, вашими занятиями. Это было потрясающе. Ну, вот я и хотел поинтересоваться, что это было такое? Что-то типа боевых искусств?
Ее поражение было сокрушительным. Она его вообще не интересовала. И с чего бы? Ты просто дура, Хилари! Очнись! Только вчера она лежала здесь и слушала, как женщины, молодые и не очень, шепчутся, обсуждая волосы Шона, его мускулы, его член. Каждая женщина у бассейна хотела ее мужика, и вот она сама лелеет те же фантазии о мальчике. Возможно, виноваты солнце или сегодняшняя утренняя ссора, хотя в любом случае это было безумие. Перед ней сидел мальчишка. Любопытный подросток, которому хотелось узнать побольше о ее методике – и все.
– М-м-м. Это называется классический ян.
Она сознательно говорила как училка. Да и как она себе это вообще представляла? Заманить его в номер, пока Шон будет спать? Или пнуть мужа и сказать: «Сделай одолжение, свали погулять, хорошо? Я тут собираюсь трахнуть этого мальчишечку».
Она сделал глубокий вдох, успокаиваясь.
– Это форма тай-чи. Тай-чи-чуань, если быть точнее.
Паренек смущенно кивнул. Он был просто прелесть. Хилари чувствовала себя ужасно, страстно желая поцеловать его и в то же время понимая, что это… неправильно.
– А можно… Ну, этому вообще, наверное, нельзя научиться, да?
Она почувствовала огромное облегчение. Усилием воли она оторвалась от фантазий в духе журнала «Джеки» и увидела впереди сияющие дали. Она поможет этому парнишке.
– Научиться? Конечно же, этому можно научиться! – засмеялась она. Он смотрел ей прямо в рот и улыбался вместе с ней. – А как, по-твоему, люди вроде меня к этому пришли?
Он улыбнулся и пожал плечами.
– А вы бы могли – черт, вы же в отпуске. Извините.
– Что?
Он порывисто вздохнул.
– А можно просто посмотреть? Вы скажите, если нельзя. Но мне очень понравилось то, что вы делали утром. Если бы я мог просто смотреть, то, наверное, что-нибудь ухватил из этого.
Она нашла его руку и сжала ее, проникновенно улыбнувшись.
– Я бы очень хотела показать тебе. Он засиял.
– Правда?
– Правда Искусство существует для стольких людей, сколько захочет его изучать.