Они быстро пошли следом за Мальвиной и вдруг остановились, пораженные необычным зрелищем.
Лес на склоне был вырублен, насколько хватало глаз, и вместо хмурых сосен и елей росли тонкие хрупкие деревца, с ног до головы покрытые розовыми цветами. Казалось, что в каком-то сказочном ревю выбежали сотни молоденьких девушек, закрылись розовыми накидками и застыли, давая собой полюбоваться зрителям.
– Миндаль, – сказал Холин. – Это цветет миндаль.
– Идите сюда! Юноши! Идите сюда! – Мария Викторовна легко бежала вверх по склону, мелькая светлым пятном среди розового тумана. Они устремились вслед за ней. Все пространство между деревьями было устлано опавшими лепестками, и от этого земля казалась красной, словно рано утром, когда всходит холодное, остывшее за ночь солнце.
– Юноши! Что вы плететесь! Давайте сюда вашу тыкву и коньяк! Будем пировать под цветущими деревьями! Пир во время весны! Подумать только, у нас еще морозы трещат, а здесь как в сказке!
– Не тыква, а дыня, – проворчал строитель, скинул плащ, разостлал его под миндалем, вытащил из сетки завернутые в газету бутылку и дыню.
– А стакан?
– Кто же это пьет коньяк стаканами? – удивился Жора. – Стыдитесь, милая дама.
– Ну эти… рюмки или стопки… Уж забыла, что положено.
– Положены серебряные стопки, милая дама. Из червленого серебра. Желательно старинного. С особой полировкой внутри. И наливать надо половину стопки, чтобы видна была игра света. Такая черно-золотистая игра. Как море во время грозового заката.
– Да вы поэт! – воскликнула главреж.
– Только когда дело касается выпивки.
– Так где же эта ваша серебряная стопка?
– Увы… я ею никогда не обладал. Это стопка теоретическая.
– Так что же делать?
– Пить из горлышка. Увы, практика всегда била теорию.
– Но я никогда не пила из горлышка.
– Нашли чем хвастаться.
– Тогда показывайте пример.
– Не могу. Боюсь завестись. Я очень заводной.
Они расселись на плащах – Холин тоже расстелил свою куртку – вокруг бутылки коньяка и кучки желтых брусочков дыни.
– Даже с глотка заводитесь?
– Самое с глотка и заводятся. Чем меньше – тем хуже.
– Я вам не верю. Давайте испытаем.
– Коварная вы дама. Нет, я уж себя знаю.
– Твердо?
– Абсолютно.
Мальвина повернулась к Холину:
– Тогда начинайте вы.
– Мне тоже нельзя.
– Что?! Так я попала в общество трезвенников? Вы тоже заводной?
– Я дал зарок.
– Не пить коньяк?
– Да.
– И по какому поводу?
– Пока мне не исполнится сорок пять.
– Нечестно! – закричал Жора – Недозволенный прием! Нельзя давить на даму своим нежным возрастом!
– Как романтично! – воскликнула Мальвина. – Ждать своего сорокапятилетия, чтобы выпить стопку коньяку.
– Да врет он все, – буркнул Жора, недовольный слишком бурным вниманием главрежа к сопернику. – Просто у него сердце барахлит.
– Вот уж это совсем нечестно, – сказал Холин. Он даже как-то по-детски обиделся. Жора это сразу почувствовал.
– Ладно, брат Николай, не сердись. Вырвалось. Сравняем счет. У меня тоже, Мария Викторовна, сердце барахлит.
– Давление?
– Нет, хуже. Останавливается. Днем трепыхается ничего, а ночью останавливается. Поэтому я стараюсь не спать. Вкалываю на работе по две-три смены.
– Но все-таки когда-то вы спите?
– Иногда. Но за час до остановки я должен обязательно проснуться, чтобы раскачать сердце. Поворошить угли. Знаете, как в костре? Шевельнешь угли – глядишь, опять загорелось. Поэтому я всегда сплю с будильником.
– Очень любопытно, – заинтересовалась Мальвина. – И где же вы подцепили такую странную болезнь?
– Да у нас на стройке.
– Нелады с начальством?
– Если бы. Нелады – это ерунда. Обычно хватают инфаркт, как мой друг Николай, и продолжают сражаться дальше. Меня поставщики доконали. Очень неритмично идет кирпич. То густо, то пусто. Вот и отразилось на сердце. То бьется, то нет.
Холин взял «тыкву» и принялся ее жевать.
– Прекращай вызывать жалость, – сказал он Жоре. – Это тоже недозволенный прием.
– Ладно. Согласен, брат Николай. Мария Викторовна, так что вы тянете резину? Выпейте за весну, за нас среди этой весны.
– А вот возьму и выпью! – Мальвина подняла бутылку, поднесла ее ко рту и сделала несколько глотков. Некоторое время она сидела вытаращив глаза, потом охнула и схватила кусок дыни. – Бог ты мой… Да это же спирт!
– Какой там спирт… Обычный коньяк… Просто виноград крепкий попался. Закусывайте энергичнее, – голосу Жоры стал профессионально деловитым.
Потом все замолчали. Слышно было, как по верхушкам деревьев идет ветер, раскачивает ветки, сыплет вниз лепестки. Голова у Мальвины была покрыта цветущим миндалем, словно фатой.
«Невеста… – подумал Холин. – Но чья?»
Взгляд у главрежа стал добрым, ясным.
– Пошел? – опросил Холин.
– Пошел…
– Счастливый человек… Вы ничем не болеете?
– Ничем.
– Может, все-таки хоть чем-то?
– Абсолютно.
– Почему?
– А откуда они возьмутся – болезни? Я ведь в куклы всю жизнь играю. Вы играете в людей, а я в куклы. Куклы – они добрые, послушные. Куда дернешь – туда и повернется. И молчат. Мы говорим за них. Так что откуда взяться болезням? Неоткуда… Кроме того, я веду праведный образ жизни. Не пью, не курю, по утрам делаю гимнастику. Вот, смотрите!
Мальвина, не сходя с места, наклонилась назад, выгнула спину и достала губами сорванный ветром цветок миндаля. Холин и Жора, открыв рот, следили за этим упражнением.
– Ясно? – Мальвина разогнулась.
– Ясно… – Жора встал. – Ну что, пошли на маяк? А то не успеем до вечера. – Тон у строителя был какой-то подавленный. – Это все коньяк. Я когда выпью, и не такое могу…
– Эх, юноши, юноши… Неправильную вы жизнь ведете. Вместо того чтобы водку пить да с начальством ругаться, гимнастику бы делали. Вот и жили бы до ста лет.
– Вы собираетесь прожить до ста? – спросил Холин.
– Может быть, и до ста десяти.
– А зачем?
– Да посмотреть, что дальше будет.
– Что было, то и будет.
– Вы пессимист?
– Да, да! – подхватил Жора. – Он страшный пессимист! С ним говорить – так жить не хочется. То ли дело я. Я веселый. Я тоже проживу до ста десяти лет. Хотите, вместе будем жить?
– Недозволенный прием! – заметил Холин.
Но Жора не услышал его.
– Я чертовски веселый парень. И заводной. Со мной интересно! Я такие смешные истории знаю. Со мной не соскучишься! Хотите, расскажу, как я выбил три тысячи штук кирпича сверх лимита? Это страшно смешная история… – Строитель подхватил Мальвину под руку и потащил в сторону.
Николай Егорович собрал коньяк, дыню в сумку, поднял плащ и куртку, перебросил все это через руку и поплелся вслед за ними.
Жора что-то возбужденно бубнил. Мальвина звонко смеялась.
«Я проиграл», – подумал Холин.
На маяке было холодно и ветрено. Узкая, приподнятая над водой, бетонная дорожка убегала в море почта на километр, упиралась в высокую башню. Башня была пуста. Казалось, она гудела от ветра и ударов волн.
Здесь, на маяке, море было совсем другим, нежели в санатории. Более диким, более чистым, более холодным. Даже цвет был иной. В санатории море светилось домашним нежно-голубым светом, словно понимало, что оно в гостях у людей, и старалось подстроиться под их вкусы. Здесь же оно мерцало темно-зеленой, почти черной глубиной.
Откуда-то взялись две чайки. Наверно, увидели их и прилетели, думали, что люди станут ловить рыбу. Что же еще делать днем на маяке?
– Мне холодно, – поежилась Мальвина. – И страшно. Как на тонущем корабле…
– Вы были на тонущем корабле? – спросил Холин, но главреж не ответила.
«Совсем плохи мои дела», – подумал Николай Егорович.
– Давайте я вас укрою своим плащом, – предложил Жора. – Он снял плащ и быстро накинул его на плечи женщины.