Мария Викторовна даже не успела ничего сказать.
Они пошли назад.
– Дайте мне глоток, – попросила Мальвина.
Жора с готовностью протянул ей бутылку.
– И дынькой, дынькой закусывайте, – сказал строитель противным, подхалимским голосом.
– Смотрите не спейтесь, – пошутил Холин.
Шутка не получилась. Главреж никак не среагировала. Она жадно приникла губами к запрокинутой бутылке и пила маленькими глотками, пока у нее не порозовели щеки.
– Пошел? – спросил Жора – По крыше воробей?
– Пошел… вся горю, – засмеялась Мальвина. Засмеялась счастливо, зазывно.
«Моей шутке не засмеялась, – тоскливо подумал Холин. – А этой глупости…»
В одном месте на бетонной дорожке была выщербина, и мужчины, шедшие по бокам Мальвины, пропустили даму вперед.
Холин очутился рядом с Жорой.
– Твоя карта бита, брат Николай, – прошептал строитель. – Не надо никакой дуэли.
– Нет, я настаиваю на дуэли, – оказал Николай Егорович.
– Но это глупо, старик…
– Пусть глупо, но я настаиваю.
– Ты же видишь, как сияют ее глаза, когда она смотрит на меня? А когда она смотрит на тебя, у нее глаза как у свежемороженого хека.
– Пусть. Я все равно требую. Был уговор? Был.
Жора пожал плечами.
– Как хочешь, старик.
– При входе на бетонку есть две дорожки вверх на гору Мы молча повернем на них. Выбирай любую.
– Правая.
– Хорошо. Только смотри – ни слова.
– Зря ты это все, старик…
Жора догнал Мальвину, взял ее под руку. Бетонная дорожка кончилась.
– Одну минуточку, – строитель оставил свою спутницу и быстро зашагал вверх по правой дорожке.
– Что случилось? – спросила испуганная женщина.
Жора ничего не ответил, продолжал карабкаться вверх.
– Что с ним? Живот? – спросил главреж Холина.
«У нее и правда глаза замороженной рыбы, – подумал Николай Егорович, – а ведь всего несколько часов назад она смотрела на меня с интересом.»
Холин тоже молча зашагал по своей дорожке.
– Эй, чудики! Да что произошло? Вы чокнулись от холода? – в голосе женщины были испуг и растерянность.
За поворотом Холин остановился и стал ждать. Он ждал минут двадцать, потом еще десять, но Мальвина не появилась. Тогда Холин повернулся и пошел домой.
Солнце уже село, и на дорожке больше не шевелилась солнечная трясина. Тропинка тускло поблескивала в сумерках, как мокрый асфальт. Ветер стих. Из настороженного перед ночью леса тянуло холодом, как из погреба. Пахло болотом и тленом.
3
Холин поужинал и пошел погулять по парку Было уже темно, зажглись огни Везде было пустынно Только возле фонтана, под фонарем сидела девушка и читала книгу через очки. Девушка была страшненькая.
– Вы испортите зрение, – сказал Холин.
Девушка глянула на него и ничего не ответила.
– Кроме того, вы наживете себе гипертонию. А она вам ни к чему в вашем возрасте Вы знаете, что гипертония зависит от зрения?
Холин постарался придать своему голосу ироничность, веселую шутливость, но получились обычные плоские шуточки выпившего приставалы.
– Кроме того, чтение в темноте способствует комплексу собственной неполноценности, – сказал Николай Егорович даже с каким-то отчаянием.
Последняя фраза получилась вроде бы ничего.
Девушка оторвалась от книги и глянула на него. Очки были как две толстые лупы. За ними настороженно бились огромные, словно у совы, зрачки.
– Шли бы вы спать, дядечка, – сказала девушка.
Николай Егорович молча повернулся и пошел к своему корпусу. Он прошел всего несколько шагов, как вдруг на него навалилась обида, какую Николай Егорович давно не испытывал. Холин оглянулся и крикнул:
– Очкарица!
– Пьяница! Старый пьяница! – не осталась в долгу девушка.
«Глупо, – думал Холин, бредя к себе в палату. – Пошло и глупо… Как мальчишка…»
Николай Егорович пришел в палату, лег в кровать и стал читать книгу о состоянии британского военного флота в период второй мировой войны. Потом он выключил свет.
…Холин проснулся оттого, что в комнате было что-то не так. Он не знал, что, но что-то изменилось после того, как он выключил свет. Николай Егорович приподнялся и в слабом мерцании, которое испускало море, оглядел палату. Все было как обычно, за исключением двух вещей. На тумбочке Жоры стучал будильник, которого не было с вечера, а на кровати лежал сам Жора. Теперь Холин смутно вспомнил, что слышал стук и шаги во сне. Эти стук и шаги и разбудили его спустя какое-то время, дошли сквозь сон с опозданием.
Холин прислушался. Жора спал тихо, почти не дыша. Совсем не дыша… Николай Егорович приподнялся, вглядываясь в кровать соседа. Строитель лежал к нему спиной, скорчившись под одеялом. От кровати веяло тишиной: ни шороха, ни дыхания… Только стучал будильник.
– Жора! – тихо позвал Холин.
Строитель не пошевелился.
– Жора! Ты спишь?
Ни звука.
– Жора!!!
Невнятное бормотание или это что-то сработало в будильнике?
Холин кинулся к выключателю, нащупал рычажок, рванул вниз. Комнату залил резкий свет. Боясь сразу перевести взгляд на кровать строителя, Николай Егорович сначала посмотрел на будильник, словно ища поддержки у живого, разумного существа. Будильник деловито стучал и показывал два часа ночи.
Потом Холин осторожно подкрался взглядом к кровати Жоры. Ноги… Ноги подтянуты к животу. На том месте, где должны лежать ноги, ничего не было. Строитель подтянул их к животу, скорчился. Спина… Спина выгнута, как у кота, когда он замерз… Лицо… Пока не надо смотреть на лицо… Руки… Руки под одеялом, рук не видно… Лицо… Еще рано смотреть на лицо… Одеяло сползло и одним краем касается пола, словно прикрывает кого-то под кроватью… Красивое одеяло… В черно-красную клетку… Не одеяло, а плед… Лицо… Нет, сначала волосы… Черные, уже поредевшие кудри с проседью слиплись от пота… Почему они слиплись от пота, ведь в комнате не жарко? Лицо… Вот оно, лицо. Синее, безучастное лицо мертвеца. Из уголка рта тянется тоненькая струйка крови. Черная кровь уже запеклась. Он так и знал, что увидит синее, безучастное лицо мертвеца. Не ожидал только крови… Откуда взялась кровь? Разве у тех, у кого останавливается сердце, бежит изо рта кровь?
Холин на цыпочках подошел к кровати строителя, тронул за плечо Жору. Плечо не шевельнулось. Качнулось все тело; если бы он нажал чуть сильнее, тело наверняка перевернулось на бок…
«Нет… – подумал Холин. – Нет…»
Потом он прислушался к своему сердцу. Против удавления, сердце билось нормально. Мозг тоже не жал, не пульсировал. Николай Егорович постоял еще некоторое время, продолжая удивляться своему спокойствию, и вышел в коридор. Коридор был пуст. Холин спустился в вестибюль. Там тоже никого не было. Место дежурной пустовало. На столе тускло поблескивало стекло, под ним какие-то бумажки.
– Эй! – крикнул Холин. – Кто-нибудь!..
«…будь» – отозвался вестибюль.
– Няня!
«…ня»…
«Телефон, – подумал Николай Егорович. – На столе телефон… Надо вызвать «скорую помощь»…»
Николай Егорович подошел к телефону, снял трубку. Трубка жила ровным гулом. Он обрадовался этому гулу, словно это была ниточка, связывающая его с живым миром.
Потом Холин набрал «03». Трубка продолжала гудеть так же, как гудела.
«У них свой коммутатор и своя «скорая помощь», – догадался Николай Егорович. – Телефоны должны быть под стеклом…»
Он заглянул под стекло и обрадовался, когда увидел:
Он стал читать по порядку, с самого начала: «Главный врач», «заместитель главного врача», «дежурный первого корпуса», «дежурный второго корпуса»… «Скорой помощи» не было. И вдруг по глазам ударило: МОРГ – 8-26.
Морг… То, что надо. Словно кто заранее позаботился…
Холин набрал номер 8-26. Трубка замолчала, будто подошла на цыпочках к окованной жестью двери, постучала и стала ждать трепетно и почтительно. Послышался тонкий, дрожащий звук, похожий на мяуканье котенка. Потом щелканье, кто-то сильно задышал в трубку, Холину почудилось, что из верхнего отверстия потянуло водкой и луком, и хриплый, равнодушный бас оказал: