– Да, в самом деле бред, – сказал Турист и отпустил руку Холина. – Молодец, доказал. НА ЭТОТ РАЗ ДОКАЗАЛ.
– Доказал, – согласились санитары, сложили носилки и ушли.
Турист подмигнул глазом-дырой.
– Ну, покедова… паинька…
– Покедова, – прошептал Холин и проснулся.
В окно слабо пробивался рассвет. На тумбочке у Жориной кровати стучал будильник. Сам строитель ворочался на кровати, скрипели пружины; видно, Жора или никак не мог заснуть, или только что проснулся. Одеяло свесилось с кровати. Оно было зеленым, как у Холина.
– Привет, – сказал Жора, увидев, что Холин зашевелился…
– Привет… Давно пришел?
– Часа три уже.
– Не можешь заснуть?
– Немного поспал, а потом разбудил будильник.
– А я не слышал.
– У него специальный звонок. Глухой. Кроме меня,, почти никто не реагирует. А я выработал у себя рефлекс специально на этот звонок.
– Надо же…
– А что сделаешь, брат Николай? Ты куда исчез вчера?
– То есть… как… Я ушел домой.
– Ну и дурак.
– По условиям дуэли… Как договаривались.
– Не надо было уходить, ты выиграл, старик…
– Как?..
Холин приподнялся на кровати. Жора рассмеялся. Смех был деланным.
– В общем, так, брат Николай… Сначала прибежала она ко мне… Я уж думал – все. Только начал немного руки распускать, а она: «Где Коля? Что с Колей? Пойдем к Коле». Признаюсь, грешен, брат Николай, пытался ее отбить от тебя при помощи коньяка, выпить-то выпила, а потом опять за свое, еще похуже: «Где Коля? Хочу к Коле! Люблю Колю!»
– Врешь ты все, – сказал Холин.
Жора сел на кровати, опустил на пол длинные безволосые ноги.
– Провалиться мне на этом месте, старик! Какой мне смысл врать? Что я с этого имею? Я убедился, что я даме не нравлюсь. А когда я убеждаюсь, что даме не нравлюсь, я добровольно схожу со сцены, старик. Это мой принцип. Не думай, брат Николай, что я сдался без боя. Я боролся как лев, старик. Даже еще сильнее. Я рассказал ей две очень смешные истории. НЗ. Неприкосновенный запас. К этим историям я прибегаю, брат Николай, лишь в исключительнейших случаях. Про то, как два директора завода поссорились из-за силикатного кирпича. Хочешь, расскажу?
– Спасибо. Не надо.
– А ей я, брат Николай, рассказал. И думаешь – что? Хоть бы раз засмеялась.
Холин откинулся на подушку и стал смотреть на потолок. Потолок был чистый, ровный, без единого пятнышка или трещинки.
– Не веришь, старик?
– Не верю.
Жора прошлепал босыми ногами к столу, налил в стакан из графина воды, выпил. Ступни у него были плоские, худые, безволосые пальцы торчали в стороны. Шея тоже была тощая. Кадык ходил по ней, как поршень. Выпив стакан воды, Жора слегка задохнулся.
– Если не веришь, так уж и быть, расскажу все до конца, брат Николай. Прибег я к недозволенному приему.
Строитель замолчал, отдышался.
– К какому? – опросил Холин.
– Стыдно говорить, брат Николай.
– Говори, чего уж там.
– Сказал я, брат Николай, что ты импотент.
– Что…
– Можешь ударить меня в морду.
Холин молчал.
– Будешь бить?
– Нет, – оказал Николай Егорович.
– Я знаю, что не будешь. Ты благородный человек. – Жора присел на край кровати Холина. – Не то, что я. Знал, что бесполезно, а все-таки наклепал. Знаешь, я что ей сказал? Что это у тебя после инфаркта. И что поэтому ты не стал с нею знакомиться в поезде. А она все равно к тебе стремится… Провозился я с нею всю ночь, старик… Плюнул потом и ушел… В общем, она теперь твоя. Делай что хочешь. Я посплю, брат Николай. Заведу будильник и посплю еще часок. Ты, когда услышишь звонок, раскачай меня, старик. Раскачаешь?
– Раскачаю, – сказал Холин.
Жора лег на свою кровать, накрылся зеленым одеялом. Прошло минут десять. Холин уже думал, что его сосед заснул, но вдруг послышался голос Жоры:
– А почему ты не волновался, брат Николай?
– Когда? – спросил Николай Егорович. Холин почувствовал, что строитель усмехается.
– Когда я лежал мертвый.
Николай Егорович вскочил.
– Что? Что ты сказал?
– Когда я лежал мертвый, ты спокойно расхаживал по санаторию, звонил зачем-то в морг, а не врачам, трепался с сумасшедшим стариком. А на самом деле я был не мертвый, а живой.
– Откуда ты знаешь? – прошептал Холин. – Это же был сон. Я никому не рассказывал….
Строитель не ответил.
– Я знаю, почему ты так вел себя. Сказать?
– Скажи…
– Ты хотел, чтобы я умер. Ты думал, что я мертвый, но тебе хотелось понадежнее. Ты мечтал устранить соперника.
– Чепуха…
– Ты не признавался в этом даже самому себе. Не хотел пачкаться перед самим собой. Подавлял даже мысль, а в душе хотел. ХОТЕЛ СМЕРТИ ЧЕЛОВЕКА ИЗ-ЗА БАБЫ. Вот ты какой… паинька. Прикидываешься честным, а на самом деле убийца. Я ненавижу тебя! Я не хочу жить с тобой в одной комнате! Вон отсюда, а не то…
Жора сунул руку под подушку и вынул рогатку.
– Ну, кому сказал!
– Сон! Это сон! – закричал Холин. – Сейчас я тебе докажу! У тебя нет будильника! Я видел, когда ты доставал коньяк из чемодана, там не было будильника. И купить ты его не мог. Потом, одеяло… Оно у нас синее, а не зеленое. И рогатка… Она все время снится мне. Это рогатка…
Строитель сунул рогатку назад под подушку, зевнул.
– Ладно, спи, коль разгадал. Но все равно, подумай над тем, что я тебе сказал.
– Подумаю, только исчезни…
Жора исчез. Холин откинулся на подушку, закрыл глаза и проснулся.
Солнце лилось через окно в комнату. Оно было совсем еще молодым, но уже отчаянно горячим. Его плотные лучи гнали перед собой утреннюю дымку с моря, заполняли комнату запахом йода, водорослей, хвои.
Холин сидел на кровати и смотрел прямо перед собой. Его мозг, уставший после кошмарных видений, плохо соображал, сердце колотилось, тело было покрыто потом.
Рядом, на кровати, свернувшись калачиком, спал Жора. БУДИЛЬНИК ОТСУТСТВОВАЛ, ПОТОЛОК ПОКРЫВАЛА ПАУТИНКА ТРЕЩИНОК, ОДЕЯЛА БЫЛИ СИНИЕ.
Холин подошел к балкону. Дверь была раскрыта настежь. Очевидно, Жора, вернувшись, открыл ее. Николай Егорович выглянул. Море слепило, снизу, из кустов, доносился отчаянный треск птиц. По ногам тянул холодный ветерок.
Холину стало легче. Он сделал несколько упражнений и вернулся в комнату. Жора спал, повернувшись к нему спиной. Его дыхание не понравилось Николаю Егоровичу: оно было прерывистым, хриплым. Холин подошел к ночному донжуану. Лицо Жоры было бледным; от кадыка, по шее к подбородку постепенно расползалась синева.
Николай Егорович вспомнил слова Жоры насчет раскачивания. Он тронул за плечо строителя.
– Жора! Жора! Проснись!
Плечо качалось мягко.
– Вставай, Жора! Уже утро!
Жора открыл глаза, потом снова бессильно закрыл их.
– Ага, старик… качай… – прошептал он. – Качай…
Холин продолжал теребить за плечо соседа.
– Вставай, Жора, вставай!
– Еще, старик, еще…
Синева стала уползать за кадык. Щеки строителя порозовели. Жора с трудом приподнялся, сел.
– Спасибо, брат Николай, теперь я сам…
Он начал качаться взад-вперед, как маятник.
– Ну, давай, родимое, хватит спать, вставай работать. Раз-два, взяли… Раз-два, взяли…
Вскоре лицо Жоры стало розовым, он перестал качаться и сел на кровати, спустив босые ноги на пол. НОГИ БЫЛИ КРЕПКИЕ, СМУГЛЫЕ, ПАЛЬЦЫ КОРОТКИЕ И ВОЛОСАТЫЕ.
– Ну вот и все… Готов к новым подвигам… Спасибо тебе, старик, что раскачал. А то совсем было худо. Все слышу, понимаю, а встать не могу… Остановилось, проклятое, чуть-чуть трепыхается… Спать завалилось, вместо того чтобы работать… Ты всегда меня, брат Николай, буди. Неважно, что я только лег – все равно раскачивай. Не бойся – качай. ВОТ БУДИЛЬНИК Я ТОЛЬКО ЗАБЫЛ. НАДО ОБЯЗАТЕЛЬНО КУПИТЬ БУДИЛЬНИК. БЕЗ НЕГО ХУДО.
– Как… время провел? – спросил Холин.
– Ничего, старик. Отлично, брат Николай. «Всю ночь гуляли до утра». Влюбилась она в меня, старик, как кошка. Даже не ожидал, чтобы так сразу и так сильно. Мне даже это не очень нравится, старина. Не люблю я очень привязчивых. Устаешь. Да и не очень интересно. Я люблю поухаживать, брат Николай, повозиться с ней, чтобы, может быть, даже оскорбила пару раз, даже ударила. Так оно потом слаще, старина.