А сегодня ситуация стала проста и беспощадна, если Алексей окажет сопротивление, его убьют, и она не в силах будет помешать. Об этом она задумалась всерьез только сейчас. А странная мысль, что он все-таки выживет и обо всем догадается, и неизвестно, что сделает потом с ней, на некоторое время лишила здравого смысла. Ей стало жаль себя и его, и захотелось убежать куда-нибудь, чтобы никто и никогда не нашел ее, став маленькой-маленькой. Такого градуса эмоций она не ожидала и уж точно не хотела.
Позвонить и попросить своего куратора, чтобы Алексея не трогали, значило оказаться быть обязанной человеку, одно имя которого наводило ужас на всех, кто хоть однажды с ним сталкивался. А еще это значило отказаться от взятых на себя обязательств и поставить крест на своей карьере. Самое главное не факт, что ее оставили бы после этого в покое, и скорее обратное. Иного пути у нее не было.
Масштаб ее личной трагедии и безвыходность той западни, в которой она оказалась со своего молчаливого согласия, открылись Алисе только теперь. Она больше не винила во всем Алексея, он стал лишь катализатором неизбежного ее закабаления, это случилось бы, если не сейчас, то очень скоро. Она дрожащими руками взяла телефон и набрала семизначный номер.
Глава 14.
В офисе, занимающим верхний этаж элитного делового центра на ленинском проспекте Челябинска, за дорогим бюро из красного дерева восседал в кожаном кресле, едва различимом под седоком, поистине исполинского телосложения человек. Его огромная лысая голова сильно диссонировала с маленьким лицом, наделенным такими же мелкими чертами и маленькими же голубыми поросячьими глазками, водянистыми, словно у рыбы. Он был похож на инопланетянина из американского комикса.
В его кабинете стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь цыканьем настенных «Кенингеров», висевших на, стилизованной под японскую, бумажной перегородке. О звуке часового механизма можно было скорее догадаться, чем услышать, да и то, если взглянуть на секундную стрелку. «Кенингеры» показывали без пяти час. Фигура неподвижной скалой, в измятом сером пиджаке высилась над столом. Она почти заслоняла собой старинный, из дубового массива, шкаф с книжными полками, заставленными хоккейными кубками и грамотами. Над шкафом висел портрет президента России, а рядом с ним в двух петлях находилось древко с российским флагом, придававшим, наверное, на взгляд хозяина, кабинету чинность МИДа или на худой конец посольства. Рядом с бюро стоял столик-трансформер, на котором располагались стационарный телефон и открытый работающий ноутбук. На зеленом сукне бюро перед неподвижным великаном лежала фотография красивой юной девушки зеленоглазой и темноволосой, на фотографии красным маркером было выведено слово «самородок».
Поросячьи глазки забегали, как ходики на часах, обнаруживая сосредоточенную работу мысли. Огромный кулак, размером с голову пятилетнего ребенка, вынырнул из-под стола, сверкая платиновой запонкой и золотыми Rolex на широченном запястье. Пальцем похожим на сардельку, этот, будто дремлющий, гигант нажал кнопку селекторной связи.
– Люся, с киборгами соедини,– дребезжащим и хриплым, но все равно поразительно высоким для такой массы, голосом приказал исполин.
– На линии, Виктор Григорьевич,– ответила секретарь.
– Катюша, голуба, а расскажи-ка мне, где наши бойцы ГБР сейчас находятся?– елейным голосом, почти без хрипоты спросил Виктор Григорьевич.
– Виктор Григорьевич, в Калининском две группы сейчас… Минуту назад сигнал получен о несанкционированном контакте с «Самородком» у ее дома,– отчеканила Катюша.
– Бойцам отбой! Данные все мне. Сию секунду!! Оставаться на линии!!!– завизжал, резаным поросенком, Виктор Григорьевич.
–Есть,– плаксиво отозвался динамик аппарата.
– Люся! На вторую линию мне начальника ГБР. Мигом!– прежним голосом с хрипотцой скомандовал Виктор Григорьевич.
– Так, киборги, вы мои недобитые. Премии вы считайте, что лишились. Катя, золотко, а с каких это пор вы «папу» не курсуете о ходе операций, а? Вечером ко мне, поняла?– облизывая тонкие губы, уже совсем спокойно спросил Виктор Григорьевич.
– Так точно,– обиженно, каким-то совсем неуставным тоном ответила Катя.
–Так теперь с вами, черти вы загудроненные,– снова будто засыпая, процедил свозь зубы, Виктор Григорьевич, переключаясь на вторую линию.
– Борисыч, пес, ты, сумасшедший! Ко мне, бегом!– с печалью провинциального актера проговорил сонный колосс.