Шум койки кривого пациента привел больного на подоконнике в невероятное возбуждение, тот повернулся к кривому и словно макака запрыгал у окна. В руках у него были тапочки, одетые на кисти, которыми он то радостно хлопал, то опирался на них при очередном скачке, но, главное, вторая пара была там, где нужно – на ступнях.
– Алися пхоснулась. Алися даст мне сигаэту? – инфантильным, или скорее дебиловатым, тоном шепелявя и картавя, спросил любитель чужих тапок.
– Алися, ешли не даст мне сигаэту, то я ей тапоськи не отдам – улыбаясь, продолжал юродствовать субтильный идиот.
Кривой молниеносно встал и в два прыжка оказался возле подоконника. Молча сорвав тапки с рук, застывшего в страхе, убого шантажиста.
– Алися, ну дай сигаэту. Я видел, ты пацьку в матхас спьятал – заныл больной у окна.
Кривой уже снова сидел на своей койке и смотрел куда-то на пол.
– Алися, ну дай сигаэту. Ну дай, ну дай, а то я сестъе хассказу– не переставал канючить субтильный.
– Алися, ну дай сигаэту. Алися, ну хоцесь, я тебе зад вылизю? Дай, позалуйста – на губах тощего пеною засохла слюна, и он при каждом слове быстро облизывал свой беззубый рот.
Кривой не обращал на тощего никакого внимания и, видимо, ждал, когда тот замолчит и успокоится. Но субтильный больной все не унимался.
– Алися, ну дай сигаэту… Алися, ну дай. Алися, ну дай – все ныл тощий пациент.
Видя бесперспективность своих попыток добиться желаемого, тощий замолчал, и, оставаясь сидеть на подоконнике, подобрал свои колени к лицу. Кривой поднял глаза к окну и почти сразу отвернулся. Через пару минут комната наполнилась зловонием человеческой утробы, и тощий вновь оживился.
– Алися – слюха, Алися – патаськуха. Алися – слюха. Алися-патаськуха – загундел тощий, ровно тем тоном, которым в детстве маленькие задиры дразнят своих чем-то им не угодивших сотоварищей. Но теперь, он еще кидал в кривого шариками из собственного кала.
– Заткнись, сука – прорычал кривой.
– Алися – слюха. Алися – патаськуха – с еще большим азартом заголосил тощий.
Ровно через секунду кривой, тяжелым наотмашь ударом, угодил тощему в нос и верхнюю губу, превратив их в кровавое месиво.
– Сестхаааа! Сестхааа!– жалобно и истошно завопил тощий, но второй удар пришелся ему в подбородок и он моментально затих.
Снимая умолкнувшего больного с окна, кривой явно брезгая, пытался схватить тощего так, чтобы не испачкаться в его экскрементах. Ему удалось поставить того на пол, держа сзади за пижаму в районе подмышек. И в этот момент в палату влетели двое дюжих санитаров в сопровождении мужеподобной медсестры и молоденькой симпатичной девушки-врача. Кривой отпустил тощего, и тот растянулся на полу, весь окровавленный и изгаженный. Санитары живо скрутили кривого, завязав рукава пижамы у него за спиной, и бросили на койку рядом лицом вниз.
– Так, этому три кубика аминазина – скомандовала доктор, подавая медсестре шприц и ампулу с лекарством.
– А с этим что? Господи, он его убил что ли?– врач склонилась над тощим, с выпученными от страха глазами, и нащупывала у него под челюстью пульс.
– Так я в «процедурку», за нашатырём, а этого буйного после инъекции зафиксировать – уже выходя из палаты, протараторила красавица взволнованно.
– Не надо аминазин, – умоляюще прохрипел кривой. И медсестра молча засунула ампулу в карман халата и достала оттуда совсем другой препарат в стеклянном флаконе, на нем было написано « Галапередол ». Кривой благодарно улыбнулся, мудрой и многоопытной медсестре.
После укола санитары отнесли кривого на его койку и перетянули ремнями, как двух других, таких же бедняг, лежавших на соседних кроватях без признаков жизни.
Тощий на полу начал приходить в себя и опять заныл что-то нечленораздельное.
– Это тебя, козла, фиксировать надо. Вон из-за тебя уже троих сегодня утихомирили. Когда ты угомонишься уже, Кривцов? – глядя на тощего сама с собой заговорила медсестра.
– И зачем тебя доктор от «принудетельных» вытащила?– продолжала она рассуждать, вытирая тампоном его испачканное кровью лицо.
В дверях палаты возникла доктор и укоризненно смотрела на медсестру.
– Вы, что, не понимаете, Анна Семеновна?! Он же там повесился бы, если его от этих уголовников не уберечь– с пылом пионервожатой советской эпохи возмутилась доктор.
– Кто? Этот?– недоумевающе воскликнула Анна Семеновна, указывая пальцем на Кривцова. – Да он нас с вами переживет, Алла Андреевна.-
С ним, кстати, что делать?– Кривцов уже полностью пришел в себя, и даже вроде бы виновато улыбался, посматривая на врача и медсестру.