За южными воротами большого красивого храма, в пристроенной крещальне было многолюдно. Не смотря на то, что пристройка отапливалась, собравшиеся стояли поеживаясь. Кто-то был одет в банные халаты, кто-то поверх халатов и нательных рубах накинул верхнюю одежду. Всего несколько человек, видимо, были сопровождавшими или крестными родителями; детей среди принимающих православную веру не было.
Баптистерий пестрил новомодной отделкой. Яркими натяжными потолками и квадратными колоннами, отделанными нержавейкой храмовое сооружение больше походило на простой круглый зал с бассейном, нежели на крещальню. Хотя стены и низкие арочные своды этого большого помещения были украшены фресками и иконами. Среди собравшихся в нем витало беспокойное ожидание, и лишь на некоторых лицах была улыбка. Переговаривавшись между собой все громче и громче, потихоньку обвыкнувшиеся в незнакомой обстановке адепты начинали терять терпение.
В нескольких метрах от купели, небольшого выложенного голубой плиткой резервуара с поручнями и ступенями, между отчимом и матерью стояла Алиса, одетая в бледно-розовый махровый халат. Непринужденно улыбаясь, она с интересом рассматривала фрески и отпускала короткие замечания по поводу присутствующих.
– Странно, такое ощущение, как будто в очереди за колбасой стоим,– спрятав ладони подмышками, Алиса глядела на болезненного вида мужчину, который огрызался с пришедшей поддержать его супругой.– Я, наверное, утрирую, но что-то есть во всем этом потребительское.
– Алиса! Ну, зачем ты так!? Просто повальная безграмотность и утерянная связь поколений,– поспешил вмешаться отчим, склонивший Алису к этому духовному выбору.
– Володя-ааа! Она права! Посмотри ни капли искренности, ни какого благоговения перед Таинством!– бросилась мать на защиту дочери, словно ту обвиняли во всех смертных грехах.
– Нет! Все верно! Для большинства это все-таки осознанный выбор, но им не хватает веры что ли. Да и мне самой, по-моему,– сказала Алиса, рассматривая сцену крещения Христа Иоанном в водах Иордана.
Между ними воцарилось молчание, наполнившееся смутным раздражением и пробежавшей тенью непонимания. Остальные, как ни в чем не бывало, разговаривали уже в голос, и все явственнее выказывали свое недовольство по поводу затянувшегося ожидания начала обряда.
Наконец, в сопровождении певчих, державших в руках нательные рубахи, и дьякона, несшего свечи, вошел батюшка с дымящимся кадилом и сосудом с миррой. Моментально в крещальне все смолкло, и десятки глаз воззрились на батюшку. Алиса поистине с детской непосредственностью разглядывала Епископа и его прислужников.
Символ духовного покоя и отрешенности от мирской суеты – ряса и подрясник священника, были сшиты из серебристо-белого сукна. Ниспадавшая в пол ряса, скрывала ноги Батюшки, а длинные ее рукава закрывали ладони, одета она была поверх наглухо застегнутого подрясника. Украшенные нашитыми парчой узорами крестов и замысловатых повторяющихся орнаментов, оба одеяния Священнослужителя обвивала широкая, тоже суконная, епитрахиль. Эта длинная лента, свисавшая с шеи обоими концами, своей золотой бахромой тоже стелилась по полу. На ней было вышито семь крестов, как символ семи Таинств, но видно было только шесть,– седьмой был сзади на шее священника. Под ногами Епископа уже лежал бордовый с золотым орлец – коврик в виде ромба с вышитым на нем орлом. На длиной золотой цепи, почти на пупе Батюшки висела круглая, размером с ладонь, панагия из белого золота. На ней было изображение Иисуса с Божьей Матерью, инкрустированное бриллиантами. Но больше всего в одеянии священника притягивала и радовала глаз бело-красная митра, одетая на его голову почти на брови. Густо усыпанная жемчугом и рубинами, митра поражала тонкой работой и изяществом. Нанесенные эмалью миниатюрные изображения святых, Богоматери и Христа были выполнены с потрясающей художественной точностью, и вложенной в них возвышенной духовностью. Ажурный золотой крест, покрытый небольшими сапфирами, венчал ее макушку и блистал фиолетово-голубым сиянием.
Ланская стояла в метре от Батюшки и могла рассмотреть все до тонкостей. Ее профессиональный взгляд быстро различил «новодел» панагии от средневековой руки мастера, выполнившего замечательную митру. Алиса перевела взгляд с Епископа и аналоя на суетившихся вокруг священника Диакона и служек. Она с тем же интересом изучала их внешний вид.
Эти церковнослужители были тоже облачены в честь Таинства крещения в белые одежды – стихари с длинными широким рукавами. Стихари были абсолютно одинаковы, и Дьяка отличало от служек лишь нахлобученная на глаза белая шерстяная скуфья, а певчие стояли простоволосые. Поверх стихарей на всех были орари – длинные ленты, одетые на левое плечо, а на рукавах стихарей были зауженные нарукавники – поручи. Узоры и кресты, украшавшие стихари, были заметно проще и гораздо в меньшем количестве, чем на рясе священника.