– Там видно будет,– поспешил убедить Алексей товарища в твердости своего решения. – Мне без нее никак.
– Ладно. Может кто-нибудь из вас двоих образумится. Хотя если говоришь, что на деньги не падкая, тогда не знаю… Она тебя первому встречному сдаст и затарахтишь ты в цугундер лет на пятнадцать, и мне проблем наживешь… Или сломают ее у Абу на перевоспитании, запугают, а оно тебе надо? И мне не надо, чтобы ты на меня косо всю жизнь смотрел,– задумчиво рассуждал Али, глядя на своего «близкого» с той стороны, о которой не догадывался.
– Подожди, Али! Ты меня сейчас отговариваешь?!– возмутился Алексей.
– «Мошна» подумать я тебя не знаю! Ты был «упрамым», как ишак, таким и остался. Я просто хочу, чтобы ты знал, что у тебя будет один вариант – посадить ее в золотую клетку, и посадить так, чтобы твоей «женшыне» там нравилось! Я тебе скажу «прамо» – теперь на тебя большие планы, если этим планам что-то будет мешать, то все уже будет зависеть не от меня и с этой проблемой быстро покончат. Ты «панимаышь», о чем я?– с чеченским акцентом прикрикнул Али, заглядывая в глаза Алексею, и даже подался к нему вперед.
– Да куда уж яснее. Мне все равно с тобой или без тебя, я ее оттуда увезу, а пугать меня длинными руками, дело пустое. Ты не хуже меня знаешь, что при случае есть, кому заступиться, кто бы там ни был у тебя в старших, можешь им сразу так и передать,– злобно глядя исподлобья, свозь зубы процедил Романов.
– Ты меня услышал,– спокойно ответил на это Али.
Оба замолчали. И Алибек, и Алексей понимали, что раскачивать раньше времени лодку, в которой оказались по воле случая, чревато для обоих. Али нуждался в надежном человеке с самым, что не на есть максимальным кредитом доверия, а Романову без Гароева невозможно было осуществить похищение Алисы. То есть украсть – то Алексей бы ее может и украл, но куда ее везти и что с ней делать потом, он совершенно не представлял.
– Неужели, так любишь?– нарушил озлобленное молчание Алибек, спустя несколько минут.
– Хм, люблю, да она мне целым миром стала. Она теперь, как ты говоришь, моя женщина на всю жизнь,– буркнул, все еще недовольный Алексей, понимая, что Али спросил лишь с целью разрядить обстановку.
– А она? Готова она быть твоей женщиной, готова рожать тебе детей, готова быть твоим миром?– спросил философски Гароев, умышленно переводя разговор в риторическую плоскость.
– Ты хочешь спросить, не придумал ли я ее себе? Нет, не придумал! В ней сошлось все, чего я хочу от жизни,– ответил Алексей нехотя.
– Браво! Только она этого не хочет! Вся твоя любовь – это разговор слепого с глухим! Ты не увидишь ее настоящую, а она не услышит твоего настоящего чувства, – Али криво ухмыльнулся и продолжил.– Почему твоя женщина не с тобой? Ответь себе сам. Может быть, ты недостаточно смел, чтобы защитить ее? Может, ты не прокормишь ее и своих детей? Может быть, ты глуп и жесток? Может быть, это не твоя женщина, а, Алексей?
– Я не могу это объяснить в двух словах, Али. Она – свет, манящий и прекрасный. Все к чему она прикасается становится светом. Ее радость и улыбка дарит мне надежду, что все в этой жизни не зря… – Алексей задумался, и улыбка, появившаяся при воспоминании об Алисе, сошла с лица, а на лбу появилась глубокая складка.
Романов не ожидал от Алибека такой прозорливости в делах сердечных, и теперь осознавая, как наивно прозвучали его слова о высоком и светлом, все искал внутри себя ответ, позволяющий и дальше верить в божественное происхождение и предназначение любви.
– Вы дали своим женщинам столько свободы, что скоро просто выродитесь. Они стали сильнее вас, а так быть не должно. И не спорь, иначе я решу, что ты не только потерял хватку, но и последние мозги из-за своей любви, – резюмировал Алибек, явно не желая слушать романтично-экзистенциальный бред, готовый вот-вот опять сорваться с губ Романова…
… Подталкиваемый наитием, а не памятью, Романов наклонился к переднему колесу с красно-черным на золоте шильдиком и нащупал в техническом отверстии арки крыла ключи с брелоком. Открыв машину, он сел за руль и вновь почувствовал себя дурно, его мутило, и разболелась голова. Весь его разговор с Алибеком так подробно возникший перед глазами, казалось, был пережит только что, а не три с половиной месяца назад или и того больше. Все припоминалось как-то смутно и интуитивно. Зачем-то вспомнилось, как он пару дней назад вот также оставил свою «двенашку» в одном из челябинских дворов, но забыл посмотреть даже адрес. От этого ему стало еще тоскливее и захотелось бежать без оглядки к своей неказистой машине, к прежней жизни и к прежнему себе.