4
– Что там случилось? Воришку поймали?
– Заблудилась, что ли?
– Да, вишь, денег у нее нет на билет…
– Зайцем, наверное, хотела проехать? По виду и не скажешь… Бывают же пройдохи… Видать, из породы о-Мацу-ведьмы…[171]
– Да нет же, сразу видно, что хороших родителей…
Мачеха, верно, замучила, вот она и собралась бежать к отцу родному…
Как раз в это время прибыл поезд из Иокогамы и толпа увеличилась.
– Разойдись! Разойдись! – к Митико подошел полицейский. – В самом деле, девочка совсем одна…
Фамилия? – спросил он у Митико, которая, оказавшись в центре внимания толпы, слегка покраснела от смущения. – Мити, говоришь, зовут? А фамилия как?
Митико запнулась и молчала.
– Не понимаешь? Фамилия, говорю. Ну, Танака, например, или Уэда… Одним словом, фамилия, значит.
Митико чуть свысока взглянула на полицейского, по ничего не ответила.
– Где ты живешь? Нельзя все время молчать, не хорошо.
– Барышня, ты бы лучше сказала господину постовому все начистоту… – вмешался старый крестьянин, который все еще не решался отойти от девочки.
– Не надо бояться, отвечай… – поддержала мужа старушка.
В это время зазвонил звонок отправления, и старикам волей-неволей пришлось уйти. Митико молча проводила их взглядом.
– Надо посмотреть адрес на ошейнике у собаки… – посоветовал кто-то в толпе.
Полицейский, нагнувшись, хотел было притянуть к себе Нэда, но тот вскинул свою львиную голову и зарычал так грозно, что полицейский испуганно отскочил.
В толпе раздался смех. Полицейский побагровел.
– Разойдись, сказано было! А вы, барышня, пожалуйте сюда. Билет верните в кассу.
– Да никак это Мити? – проговорил в этот момент чей-то голос. Толпа раздалась, и перед Митико очутился изящный молодой человек лет двадцати пяти, с красивым, светлым липом, одетый в легкий летний костюм, с белым кашне вокруг шеи, в соломенной шляпе и с зонтиком под мышкой. При виде его Митико переменилась в лице.
– Что случилось, Мити-сан?
– Вы знаете эту девочку? – полицейский строго взглянул на белолицего молодого человека.
– Конечно, знаю. Я ее родственник. Да вот… – он вынул из внутреннего кармана пиджака парчовый бумажник, какой обычно носят женщины, и протянул полицейскому визитную карточку.
– Виконт Мотофуса Умэдзу… Умэдзу, Умэдзу…
Где-то я уже слышал это имя… – полицейский уставился на молодого человека, силясь припомнить. – Так вы говорите, что эта барышня приходится вам родней? Как она попала сюда, вам неизвестно?
– Я только сегодня прибыл пароходом в Иокогама и попал сюда этим поездом всего минуту назад, так что совершенно не в курсе дел…
– Во всяком случае, попрошу вас пройти сюда вместе с нами.
Полицейский повел виконта Умэдзу, Митико и Нэда в зал ожидания для дам, а в толпе, провожавшей их взглядом, еще долго не смолкали оживленные толки и пересуды.
5
Виконт Умэдзу – не кто иной, как родной брат графини Китагава, иными словами дядя Митико. Недавно за совершенно непристойное поведение его лишили дворянских привилегий, и его сестра вынуждена была обратиться за помощью к графу Фудзисава. Виконт получил возможность исправиться – его направили в Киото с поручением обследовать состояние императорских гробниц. Но не прошло и двух месяцев, как благородному молодому человеку, у которого распутство стало второй натурой, осточертело это занятие. Он снова сошелся с подозрительными личностями, которых умел находить повсюду, и опять пустился во все тяжкие, так что очень скоро дальнейшее пребывание в Киото стало для него невозможно. Тогда он внезапно снова упорхнул в Токио – и вот, в первый же день приезда, случайно наткнулся на Митико.
Митико от всей души презирала своего дядю. Да это и не могло быть иначе. Лицом дядя как две капли воды походил на мать, но сходство между братом и сестрой ограничивалось только внешностью, характером же они так отличались друг от друга, что приходилось удивляться, как могли столь разные люди произойти на свет от одних и тех же родителей? Как уже упоминалось, виконта исключили из офицерского училища за безобразное поведение. Но это было только началом падения. Обладавший красивой внешностью, не лишенный некоторого ума, да к тому же носящий титул виконта, он располагал неограниченными возможностями для всякого рода гнусностей. В конце концов, он окончательно погряз в разгуле, шатался по подозрительным притонам, пристрастился к вину, сошелся с дурной компанией – короче говоря, стал виконтом-забулдыгой. Его как огня боялись в дворянских семьях, где имелись дочери на выданье. Дело дошло до того, что, когда в обществе говорили о необходимости отмены дворянских привилегий, личность виконта Умэдзу всегда служила наиболее веским доводом. Ему исполнилось уже двадцать пять лет, но он все еще не был женат.
Для графини Китагава брат был постоянным источником мучений. Митико хорошо знала, как мать страдала из-за дяди, как она краснела, плакала, сгорала из-за него от стыда перед отцом.
Вот почему девочка не могла испытывать к нему ничего, кроме презрения и гнева. Именно благодаря отцу и дяде в ее сознании зародилось и укрепилось представление о том, что «все мужчины гадки и злы».
Митико скрыла от дяди подробности своего ухода из дома. Она сказала только, что хотела повидаться с матерью, живущей в Нумадзу, вышла из дома и заблудилась. Затем она решительно попросила дядю отвезти ее в Нумадзу – утопающий хватается за соломинку…
Виконт Умэдзу был озадачен. В бумажнике у него лежали визитные карточки знаменитой столичной гейши, но не было ни единой бумажки достоинством хотя бы в пять иен. Он не переписывался с сестрой и, уверенный, что сестра находится в Токио, намеревался, как обычно, выклянчить у нее денег. Услышав, что графиня живет в Нумадзу, виконт нахмурился. Новость эта его весьма обескуражила. С графом Китагава он давно уже был в натянутых отношениях, – при любой его просьбе к графу посредницей всегда выступала графиня.
Однако вот так, с места в карьер, взять девочку и отправиться с ней вместе к сестре в Нумадзу тоже было бы чересчур опрометчиво. Ведь неспроста же сестра не живет больше в Токио… Лучше он отведет девочку домой, встретится, таким образом, с Китагава, и тогда, возможно, ему представится удобный случай как-нибудь наладить отношения с зятем. План этот мгновенно созрел в голове виконта, и он принялся на все лады усовещивать Митико.
– Знаешь что, сейчас давай вернемся домой. Дядя отведет тебя. Да ты не бойся, объяснение найдется, что-нибудь придумаем… Что такое, домой не пойдешь? Ну, нехорошо так капризничать. Зачем бы я стал тебя обманывать? Мне самому обязательно нужно съездить по делу в Нумадзу, и я обязательно возьму тебя с собой. Все устроится наилучшим образом. Ну, сама посуди, для чего бы я стал говорить тебе неправду? Я обязательно возьму тебя с собой. А сегодня будь умницей, и вернемся домой…
– Совершенно верно, непременно сперва извольте возвращаться домой, а потом уже поезжайте! – поддержал виконта полицейский и сам, собственной персоной, пошел кликнуть рикшу.
6
После отъезда жены виконт Сасакура переоделся в кимоно, выпил чашку горячего шоколада, просмотрел полученные за день письма и другие бумаги, сделал записи в дневнике (виконт был деловой человек, все делал тщательно и точно так же, как на службе, в банковских своих делах не терпел никаких неясностей, так же строг он был и в отношении домашнего бюджета – его управляющий нередко приходил в замешательство, говоря, что господин в курсе всех цен, вплоть до стоимости дров). Наконец, с книгой старинных пьес, которыми он увлекся в последнее время, виконт вошел в спальню, устроенную на европейский лад. Надев спальное кимоно, он во весь свой огромный рост растянулся на белоснежной постели и, чуть убавив огонь в лампе, принялся бормотать вполголоса текст пьесы «Цветок в горшке». Пробило одиннадцать. Виконт приподнялся, взглянул на часы и прислушался.
171