Так вот содержимое этого сосуда невыразимо, невербально. И если, проанализировать самыми понятными и доходчивыми до нас словами суть Вед, то можно сказать, что это суть жизни. Это жизнь. Вот вдумайтесь в понятие «жизнь». Любое понятие философских концепций или каких-либо религий или каких-либо течений или учений предполагает наличие людей, которые способны их отследить, понять, разделить. То есть предполагается что есть в том числе профессор философии, который вот будет сидеть всех считать. Но также предполагается, что этот профессор живой. Если мы убираем фактор жизни, исчезает фактор религии, политеизма, монотеизма, атеизма, все –измы - исчезают. Все философские концепции, доктрины, течения учения. Какие-то практические методы осмысления жизни, или познания, или самопознания они вторичны по отношению к понятию жизнь.
Вот есть такое понятие «импульс жизни». Что это такое? Это нам кажется, что мы знаем, что такое жизнь. Это крайне абстрактная вещь. Так вот то, что мы называем жизнь, это производное нечто такого грандиозного запредельного невыразимого, что в наших схемах даже самых отточенных, логических, - не помещается. Это что-то сверх чем логика, это какой-то факел чего-то живого, доброго, сверх чего-то. Что в рамках языка логики кажется непонятным, пустым или, наоборот, пугающе темным. Почему потому что ну как бы отсутствие чего-то может классифицироваться как темнота. В этом смысле с позиции разума возникает концепция света и темноты, добра и зла, жизни и смерти, но только лишь в рамках дуалистичного противопоставления. А вот в рамках изначального толчка нет ничего кроме жизни. Но жизни, с Большой буквы. Запредельной жизни. То есть не относительной жизни, которая проявляется в череде форм, когда одна форма сменяет другую, а в первоисточнике, в запредельном первоисточнике. И вот с позиции этого запредельного первоисточника или холста этого древнего Ведического знания можно помирить и теиста и атеиста, и монотеиста и политеиста, и кого угодно, потому что всех их объединяет вещь, еще раз, неотъемлемая, - это Жизнь. Все они, по идее, эти спорщики должны быть живые. Потому, что спорить с чем-то неживым, вы опять же не будете. Опять же то, что я вам сейчас говорю это слова. Эти слова пытаются дать толчок вашему разуму, но, безусловно, как и любые слова они ограничены. То же самое мы видим и в Ведах и в достаточном таком прямом указательном смысле. Выражено через те или иные гимны, те или иные такие речитативы.
В дальнейшем много-много позже, когда Веды перестали пониматься и с позиции вот этого импульса, толчка и даже с позиции нормальной, то стали разрабатываться разные учения, течения, которые брали разные проекции чего-то целого. Вот представьте сложную трехмерную деталь, которую вы не можете выразить на плоскости и вот вы начинаете делать значит проекцию снизу, проекцию спереди, проекцию сбоку, и вот только лишь совокупность этих проекций и позволяет вам понять, как сделана эта единая деталь. Так вот и получается, друзья, что в Индии веды, не являясь, в привычном для нас смысле слова, религией и в тоже время породило огромное количество ветвей самых разных иногда взаимоисключающих и противоречивых религий. Почему? Потому, что это были всего лишь грани чего-то универсально целого. А это универсально целое, еще раз хочу сказать, невыразимо.
В своей попытке выразить или обосновать эту невыразимую сущность этого знания каждая система, религия, шла своим путем. Йога, безусловно, также, претендующая на многогранность объяснения вот этого первого толчка жизни, также дает нам попытку осмыслить. Что же это такое, что же такое знание вед? И это в йоге, скажем, выразилось в том, что у нас в школе йоге называется аксиоматика йоги. Те, кто из вас изучал, помнят, что там есть такие эпохальные моменты творения, объясняющие как что-то одно развивалось во что-то другое, причем это все в крайне абстрактных слова. В Ведах тоже самое, но в более поэтичной форме, в форме гимнов, повествований красивых. Сейчас я вам зачту один из гимнов. Риг веды, которые, по идее, должны дать вам толчок к осмыслению всего. Это риг веда. Мандалла 10. Гимн 129. Читать я его буду в переводе Татьяны Яковлевной Елизаринковой.