Почему же сегодня в религиозном вопросе существует такой лживый подход? Потому что суть вопроса не в том, является ли религия традиционной или нет, важно другое – истинная она или ложная. Попытка описать религию как общественный институт, и не больше – это тоже тупиковый подход. Поступать так в Церкви недопустимо. Мы должны быть в мире со всеми людьми, мы должны сотрудничать в деле мира с представителями других религий, но речь идет только о формальном мире, чтобы, как говорит святой Иоанн Златоуст, не было войны всех против всех.
Ни в коем случае мы не должны под этим предлогом губить людей. Если мы татарам или чеченцам, евреям или казахам не будем проповедовать, потому что они принадлежат к «традиционным конфессиям», то мы проявим дьявольскую бесчеловечность к ним. Получится жуткий расизм: люди тюркских кровей или кавказцы оказываются будто бы недостойны спасения по причине своей национальности. Это дискриминация в самом страшном смысле.
Причины миссионерства.
Именно потому, что нам безумно жалко людей, мы и пытаемся их спасти. Но мы можем их спасти, только зная очень важную вещь – мы избраны Богом. «Вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свет Бога» (1 Петр. 2, 9). Нам дана полнота Истины, мы знаем абсолютную Истину, мы знаем, что «мы от Бога… весь мир лежит во зле» (1 Ин. 5, 19). И именно поэтому мы не стесняемся всегда напоминать всем, что обладаем абсолютной Истиной, но важно заметить: заслуги в этом нашей нет, не мы ее добились, нам ее подарили, и мы хотим поделиться этим подарком. Мы хотим, чтобы люди, находящиеся во тьме, нашли Свет, чтобы люди, находящиеся в заблуждении, нашли Истину. Именно поэтому наше положение по сравнению с теми, к кому мы идем, заведомо иное. Мы – вестники Бога. Мы – избранники Бога, и мы призываем всех остальных стать такими же избранными.
Методология миссионерства.
Никакого равноправного диалога миссионер не имеет права вести, он не может сказать: у вас есть право на свое мнение, а у нас есть право на свое мнение. Миссионер вообще не имеет своего мнения. Православная Церковь ни на одну проблему своей точки зрения не имеет, она всегда обходится точкой зрения Господа Бога, и этого Ей достаточно. Мы не должны иметь своих точек зрения, мы должны обходиться точкой зрения Господа Бога. Как говорил преподобный Максим Исповедник, я и Бог – это уже большинство, причем подавляющее.
К сожалению, когда люди пытаются проповедовать, они начинают говорить: «Давайте выстроем паритетные отношения с представителями других религий, давайте уважать их взгляды». Хорошо, представьте себе наркомана, который считает, что имеет право на героин. Вы будете уважать его мнение? Нет. А ложная религия даже хуже героина. Ложная религия губит человека в прямом, реальном смысле этого слова. Христова любовь к погибающему должна сочетаться с беспощадной нетерпимостью к его ложным мнениям. И себя щадить для служения погибающему нельзя, но при этом нельзя и щадить лживых мнений другого человека, именно потому, что они губят его душу.
Миссионер работает на самых глубинах человеческого духа. И то слово, которое мы приносим, должно дойти до самой глубины сердца, разделить разум и чувства, душевное и духовное. Это слово должно судить помышления сердечные. Но если человек пытается вместо Слова Божьего сказать свое слово – даже очень хорошее, очень умное, логичное – оно не проникнет в сердце, останется на поверхности. Голова может даже согласиться, а сердце скажет – не хочу. И что вы будете делать с этим? Миссионер все разложил по полочкам, а человек говорит: я все понимаю, а делать не буду, потому что не хочу. В чем здесь проблема? В том, что миссионер положился на себя, и тут проявилось то, о чем говорил святой Григорий Палама: «Всякое слово борется со словом, но кто опровергнет жизнь?» Наша задача – сеять именно Слово Божие, чистое, святое, в неизменном виде, полагаясь на силу самого Слова Божьего.
Был у меня такой случай. Пришел ко мне ваххабит – чеченец – сказать, что я многобожник проклятый и так далее, как обычно. Я ему все разложил по полочкам, и мы договорились, что будем просто логично разбирать, кто такой Бог, что такое предопределение. Сначала мне казалось, что я его вот-вот обращу. Ничего подобного, никакого обращения. А потом мы стали просто встречаться, все логично разбирать. Разбираем, разбираем, я думаю: ну ладно, пускай хоть что-то узнает о христианстве. И вдруг он задает вопрос: