Огромное значение для духовного просвещения русского народа имели монастыри. Именно в правление Ярослава появляется русское монашество. И хотя монастыри существовали на Руси со времени ее крещения при святом Владимире, настоящее подвижничество возникает лишь при Ярославе. При этом князе возникает знаменитый Киево-Печерский монастырь — колыбель русского иночества. Отсюда, из обители преподобных Антония и Феодосия, монашество распространяется по всей Руси. Здесь возникает по сути духовная школа, и Печерский монастырь в течение почти всего домонгольского периода дает Русской Церкви кадры епископов и миссионеров.
Могучим средством христианского просвещения, которое было связано и с княжеской политикой, и с монашеским подвигом, была христианская культура в целом. То есть не только школьное образование, которое распространялось на первых порах еще не слишком быстро. Не менее впечатляло современников и строительство православных храмов. При Ярославе размах строительства церквей на Руси многократно возрастает. Храмы эти были гигантскими по размерам. Причем, громадными они были отнюдь не потому, что в этом была практическая потребность. Величественные соборы поражали воображение русских людей и сами по себе служили едва ли не самым действенным средством проповеди христианства. Эти храмы были воплощением той культуры, к которой Русь приобщалась в крещении после векового прозябания в невежестве и варварстве. Это были образцы удивительного синтеза церковных художеств: прекрасной архитектуры, иконописи, мозаики, фрески, — объединяемых торжественным православным богослужением. Церкви, построенные Ярославом, своей необычайной красотой, сами по себе преображали души людей. Это было нечто, похожее на то, что произошло с Владимировыми послами в Софии Константинопольской, которая произвела на них глубочайшее впечатление. Известно, что когда Ярослав воздвиг Софию Киевскую, храмы святой Ирины и святого Георгия, другие киевские церкви и знаменитые Золотые ворота, то современники сравнивали Киев с Константинополем. В это время в Киеве насчитывалось уже несколько сот церквей. По данным Титмара Мерзебургского их было в начале правления Ярослава уже около 400. К концу жизни Ярослава в Киеве могло быть уже до тысячи церквей. Это абсолютно реальная цифра, если вспомнить, что Киев в домонгольский период насчитывал около ста тысяч жителей. На 50–100 человек приходился, как минимум, один храм. Эта пропорция до сих пор хорошо заметна на примере таких городов, как Суздаль. Если учесть, что в каждой церкви был хотя бы один подготовленный священник, иконы, книги, утварь, то можно оценить тот рывок, который сделала Русь при Ярославе в деле приобщения к православной вере и культуре.
Современники сопоставляли не только Киев с Константинополем. Они Владимира и его сына Ярослава сравнивали с Давидом и Соломоном. Как Давид положил начало Иерусалиму и приготовил все для создания храма Премудрости Божией, а Соломон воздвиг само здание, так и на Руси Владимир кладет основание христианскому государству, а Ярослав уже создает храм Софии — Премудрости Божией, который восходит к прообразам библейским и византийским.
Следствием углубления воцерковления нашего народа при Ярославе явилось не только приобщение Руси к высшим культурным достижениям. Деятельность Русской Церкви была направлена и в сторону нравственного воспитания народа. Церковь повела решительную борьбу с языческим образом жизни. До нашего времени дошли древние уставы, которые свидетельствуют о том, как эта борьба продвигалась. В первую очередь, нужно отметить, что Церковь стремилась воспитать христианское отношение к семье. Преп. Нестор Летописец, осуждая язычество, рассказывает, что его недавние предки-язычники «жили как дикие звери». В частности эта дикость выражалось в том, что «умыкали», то есть похищали невест. Было и множество весьма развратных обычаев: разного рода «русалии» и прочее. Древнейшие церковные уставы категорически запрещают подобные пережитки язычества. Церковь укрепляла моногамную семью и освящала ее в таинстве христианского брака, стремилась к тому, чтобы церковность пронизала все стороны жизни русского народа.
Расцвет Киевской Руси в годы правления Ярослава Мудрого не мог не сказаться на самосознании народа. Ощущение небывалого политического и культурного подъема страны находилось в противоречии с имперски пренебрежительным отношением греков к Руси как своему протекторату. После ряда конфликтов в Константинополе и на Афоне, имевших место между греками и русскими купцами, которые в итоге подверглись погрому (один был даже убит), между Русью и Империей Ромеев вспыхнула война. Она была неудачной для Ярослава. Попавших в плен русских греки ослепили, как это было принято по отношению к восставшим подданным империи. Поэтому, хотя и был в 1046 г. заключен мир с греками, Ярослав решил избавиться от церковной гегемонии Константинополя. В 1051 г., вероятно, после смерти Феопемпта, собор русских епископов по воле Ярослава поставил митрополитом Киевским Илариона, не отказываясь, впрочем, признавать юрисдикцию патриарха Константинопольского. Тем самым Русская Церковь претендовала на свою автономию от Константинополя. Однако, Патриархат, естественно, не признал такого положения дел. После смерти Ярослава в 1054 г. был восстановлен прежний status quo, и при сыне Ярослава Изяславе митрополитом стал присланный из Константинополя грек Ефрем.
Личность Илариона, первого русского по происхождению митрополита, весьма примечательна. Летописец говорит о нем: «Муж благ, книжен и постник». Иларион до своего поставления на Киевскую кафедру был пресвитером храма св. Апостолов в загородном княжеском селе Берестове. Неподалеку от места своего служения он ископал себе на берегу Днепра пещерку, куда он удалялся для уединенной молитвы. Вероятно, Иларион был монахом, или, по крайней мере, человеком аскетического склада. После поставления его на митрополию в пещерке Илариона поселился преп. Антоний Киево-Печерский. Это, следовательно, произошло около 1051-1054 гг. И именно Иларионова пещера дала начало великому Печерскому монастырю.
Иларион также был первым русским духовным писателем. Его перу принадлежит знаменитое «Слово о Законе и Благодати», выдающееся произведение древнеерусской письменности. В его состав вошла и «Похвала князю Владимиру». Иларион также является автором «Исповедания веры», написанного в связи с его рукоположением в митрополиты. Он всячески стремился подчеркнуть ту выдающуюся роль, которую сыграл князь Владимир в деле христианизации Руси. В то же время Иларион в своем произведении впервые утверждает мысль об особой миссии, к которой призван русский народ. Иларион вспоминает евангельскую притчу о работниках последнего часа, сравнивая с ними русских, которые хотя и поздно приняли крещение, но обрели свое место рядом со Христом, как и другие христианские народы. Труд Илариона чужд какой бы то ни было национальной гордыни, но в то же время исполнен уважения к своему народу, вошедшему в христианскую семью.
Иларион являет собой удивительный пример того, какие плоды принесло крещение Руси при святом Владимире. Прошло чуть более полувека с того времени, но перед нами уже не просто с детства воспитанный в христианской вере человек, удостоенный за свое благочестие священного сана. Перед нами настоящий подвижник-аскет, вобравший в себя лучшее из шестивековой монашеской традиции. Это выдающийся богослов, разбирающийся удивительно тонко и в православных канонах. Иларион отличается замечательным литературным дарованием, в совершенстве владеет искусством риторики. Эта гигантская по масштабу личность очень напоминает те колоссальные соборы, которые в это время строит Ярослав, а освящает Иларион.
Однако, после смерти Ярослава Иларион бувально исчезает со страниц летописи. Наверное, вновь причина этого — нежелание последующих греков-митрополитов вспоминать об этом неприятном для Константинополя периоде в истории Русской Церкви. Хотя, как предполагает большинство исследователей, едва ли самостоятельное поставление Илариона на Киевскую кафедру было выражением стремления к автокефалии Русской Церкви. Речь шла, скорее всего, лишь о некоторой степени автономии, в первую очередь, о самостоятельном избрании Киевского митрополита на Руси, а не в Константинополе. Ярослав не смог закрепить этого порядка на будущее. А при его преемниках Русь начинает дробиться на уделы. Могучего киевского князя больше нет, а для многочисленных удельных властителей теперь предпочтительнее становится фигура нейтрального митрополита-грека, арбитра в спорах и распрях враждующих между собой князей. Поэтому прецедент, подобный поставлению Илариона, возникает вновь только спустя столетие.