Мишка Медведев покачал головой, прекращая недовольный гул коллектива:
— Спокойно, мужики. У него за школу золотая медаль, между прочим!.
Среагировать на новую информацию никто не успел. Сержант Рылеев торопливым шагом вернулся в расположение. Рота привычно вытянулась по стойке «смирно». Рылеев дошёл до середины строя и спросил:
— Соколов, ещё не спишь? Одевайся, пошли!.
Кузьма попытался найти логику:
— Товарищ сержант, вы же сказали, кто знает, будет спать…
Логика не нашлась. А сержант разозлился:
— Хватит языком чесать! Одевайся быстрее! — прикрикнул он и повернулся к строю. — А вы что встали?! Всем отбой, быстро!
Предъявление Соколова старшине роты произошло торжественно.
Рылеев подтолкнул знатока косинусов в спину и сказал:
— Вот он… Пифагор!
Студент Шматко поднял вконец одуревшую от математики голову и вкрадчиво произнёс:
— Садись, Соколов! Ты, говорят, в математике разбираешься?
Глянь-ка вот такую задачку… — Он протянул Кузьме учебник. — Я-то её уже решил, просто хочу посоветоваться… Здесь как лучше — на два или на три делить?.
Кузя протёр заспанные глаза, прочитал условие задачи и честно признался:
— Здесь вообще-то надо строить функцию и искать производную…
Странные незнакомые слова прапорщика не смутили. Он невозмутимо моргнул и заявил:
— Да?! Я так и думал! — Он мотнул головой в сторону Рылеева. — Я же тебе так и говорил! — Олег Николаевич оживлённо потёр руки: — Ты, соколов… Подожди, как тебя?.
— Кузьма.
— Ты, Кузьма, лучше на бумаге всё это напиши…
К утру основная масса контрольных была решена. На столе выросла аккуратная стопка листков, готовых к отправке. Рядом с ней, на калькуляторе «Электроника», лежала голова Рылеева с открытым ртом.
Сержант спал, пуская слюни на высшую математику. — …Поскольку первая производная здесь равна нулю, а вторая больше нуля, в этой точке — экстремум. А значит, у функции минимум… — упорно бубнил Кузьма Иванович.
Шматко, даже не пытаясь прислушаться, улыбнулся до коренных зубов, как крокодил, сожравший ботаника:
— Ну, Соколов, ты… ты… Ты просто находка! Слушай, у меня к тебе есть предложение! Через год-полтора я буду офицером. Так я тебе устрою такую сладкую жизнь: увольнения, без дежурств, короче лафа.
Но! Мне нужно сдать ещё две сессии, и ты…
Кузьма автоматически произвёл вычисления и выдал результат:
— Товарищ прапорщик, через полтора года у меня уже дембель будет…
Старшина озадаченно почесал затылок:
— Ну да… — потом ляпнул, не особо задумавшись: — А вдруг к тому времени срочную три года сделают?! — Он посмотрел на часы и спохватился: — Ладно, по-любому… разберёмся! Иди уже спать! Подъём через полчаса…
Утро следующего дня началось с сюрприза. Невыспавшийся Кузьма сидел на табуретке и вяло тёр бархоткой бляху на ремне. Глаза у него слипались. Но стоило прикрыть их веками, как перед ними начинали назойливо толкаться интегралы. И вдруг над ухом раздался радостный голос:
— Ну что, Кузя, танцуй!
Он поднял голову. Сержант Рылеев стоял, прислонившись к стене, и многозначительно помахивал сложенным вчетверо листком бумаги. Кузьма моментально проснулся и вскочил.
— Мне письмо? От Вари?
— Нет, Варе от тебя! Держи. Я читал — плакал…
Кузьма взял листок, развернул и прочитал: «…Пока ты, лахудра, утоляешь свою похоть на гражданке, я грызу зубами землю, защищая Родину. А ты в танке горела? Тебе броня за шиворот капала?.»
Рылеев показал большой палец:
— Супер! Мне особенно вот это место нравится: «Извини за неровный почерк, пишу на спине убитого товарища». Звягин — красавец!
И откуда у него только в башке всё это?!
— А вот это вот зачем: «Приеду — урою!»? — растерянно спросил Кузьма.
Сержант пристально всмотрелся в его лицо, перекошенное от недоумения, и понимающе протянул:
— О-о-о… Смотрю, ни хрена ты в бабах не разбираешься. Мы в прошлом году одному из пятой роты такое же накатали — через два дня стояла на КПП, сопли вытирала!
Недоумение на лице рядового Соколова переросло в обиду:
— Не-е… Варя не такая! Я же её…
— Это не ты её. Это она тебя! — не дослушав, рявкнул Рылеев. — Не нравится — пиши сам! Стараешься, стараешься для этих уродов… Боец, почему бляха не начищена?!
Кузьма непонимающе уставился на свою бляху.
— Так чищу…
Сержант Рылеев, раздражённый непониманием, припечатал:
— Хреново чистишь! Через пять минут чтоб блестела! Время пошло…
Каждый сам кузнец своего счастья. Бляху рядовой Соколов, понятное дело, начистил до зеркального блеска. Но бред, состряпанный Звягиным, отправлять отказался наотрез. Зная Варю, он не сомневался, что такая ахинея её попросту убьёт. Вместе с любовью. Кузьма засел в бытовке, разложил бумагу на гладильной доске и принялся сочинять письмо самостоятельно. Периодически сверяясь со звягинским вариантов, чтобы не впасть в военный маразм и обходясь банальным «скучаю», «люблю» и «навеки твой»… Получилось далеко не так колоритно, как в первоисточнике, зато намного душевнее…