— Кому? Вашей невесте?
— Какой моей? Твоей!
— Как?
Шматко вылил себе в кружку остатки настойки и объяснил:
— В штабе междугородная связь есть.
— Так ночью же узел закрыт?
Старшина одним глотком осушил последнюю порцию и уверенно изрёк:
— Вот ты, Соколов, вроде умный… а тупой! Кто его, по-твоему, закрывает, а? — Он вытащил из кармана связку ключей. — Всё, пошли звонить!
— Товарищ прапорщик, может, не надо? Я не пойду… — попытался возразить Кузьма, чувствуя, как окружающий мир начинает вращаться вокруг него, вызывая тошноту.
— А я приказываю!.
Следующий, уже не очень праздничный день, они встретили в столовой. Причём совсем не за столом, а сидя на ящиках в овощном цеху. Перед ними стояли две пустые бадьи и лежала гора нечищеной картошки. Олег Николаевич тяжело вздыхал. Кузя сочувственно сопел.
Наряд по столовой им пришлось отрабатывать вместе. Потому что полковник Бородин пьянство не уважал. Как и ночные визиты на узел связи. Работа, после вчерашнего, как-то не спорилась. Не то вследствие похмелья, не то в связи с отсутствием у прапорщика опыта.
— Соколов, ты почему меня не остановил? — горестно охнул он, чуть не порезав палец.
Кузьма напряг память и нашёл там ответ:
— Я пытался, товарищ прапорщик, а вы всё: сапоги дорогу знают, сапоги дорогу знают…
Шматко вздохнул:
— На хрен я эту рябиновую брал?! Надо было водки. Водка чистая, у неё хмель нормальный… — Он швырнул нож в бадью и закричал, повернув голову в сторону кухни: — Сухачё-ёв! Бери нож, и сюда!
В глубине столовой раздалось невнятное бурчание ротного повара. Прапорщик прислушался и пробормотал себе под нос:
— Пацана нашли! Картошку я им чистить буду!.
— Так ведь командир части приказал! — попытался возразить Кузьма.
Но Шматко рыкнул, отряхивая брюки:
— Ты, Соколов, чем трындеть, лучше силы экономь! У нас ещё строевая!.
Вторую часть наказания, отмеренного щедрой рукой полковника Бородина, они отрабатывали на плацу. Под жарким весенним солнцем им предстояла строевая подготовка. Из окон штаба плац просматривался отлично — сачкануть было невозможно. Старшина роты встал посередине асфальтовой площади и принялся командовать.
Рядовой пытался маршировать. Они потели и отдувались, но продолжали нести наказание.
Шматко командовал громко:
— Левой! Левой! Напра-аво! Пря-ямо! По команде «прямо» делается три строевых шага!
И шептал тихо:
— Ты потерпи, Соколов. Два часа нам осталось…
Кузьма терпел, периодически жалуясь:
— Ноги болят…
— У меня язык тоже болит, — отвечал прапорщик и снова командовал: — Левой! Левой!
К исходу второго часа на краю плаца появился рядовой Медведев. Он не стал наслаждаться душераздирающим зрелищем, а оживлённо замахал руками:
— Товарищ прапорщик, разрешите поговорить с рядовым Соколовым?!
— Не разрешаю! — не сбиваясь с ритма, ответил Шматко. — Левой!
Левой! Раз, два, три!
Но избавиться от настырного свидетеля не удалось. Он показал конверт и крикнул:
— Тут Кузе письмо!
— Ну давай! — буркнул прапорщик, озираясь на окна штаба. — Только быстро.
Мишка протянул конверт:
— Короче, Сокол, письмо твоё завернули. Ребята с КПП принесли…
— Как завернули? — недоверчиво спросил Шматко.
— А кто его знает… Адрес чем-то заляпан — не разобрать, — пояснил Мишка.
Кузьма повертел в руках неотправленное письмо. Адрес и полконверта действительно были заляпаны чем-то красным. Олег Николаевич виновато пробормотал:
— Ну это я… как на почту ехал… помидор ел… Капнул, наверное…
Кузьма вдруг подпрыгнул и заорал:
— Спасибо вам, товарищ прапорщик! — Он даже попытался обнять старшину роты прямо посреди плаца.
Тот увернулся и прикрикнул, мгновенно избавившись от смущения:
— Отставить!! Ты что, Соколов, с дуба рухнул?! У нас ещё час строевой…
Но радость потенциально не брошенного жениха унять оказалось непросто. Он вдруг завопил:
— С удовольствием!! — потом резво развернулся и азартно зашагал, имитируя парадный галоп любимой кобылы Будённого.
Не дожидаясь команды прапорщика, Кузя руководил своими манёврами самостоятельно:
— Левой! Левой! Правое плечо вперёд!.
Глава 5
Обед в солдатской столовой шёл по распорядку. Рядовые дружно орудовали ложками. Сержанты лениво ковыряли традиционную перловку со случайными вкраплениями мяса. Кабанов украдкой ухватил два куска хлеба, быстро спрятав в карман. Рылеев взял кружку и сделал глоток. Потом, скривившись, огласил результат дегустации: