И теперь Лондону придётся выплачивать за ленд-лизовский «Тараву», который ныне стои́т на злосчастной якорной стоянке рядом с их раздолбанным «Инвинзиблом». В не менее безобразном состоянии. Оплошали англы.
Адмирал заулыбался, сменил выкуренное и снова хмуро задумался.
«А комми? Вот ещё головная боль! И где там этот “Минск”?»
Загнанные. Клинч
Вахтенные уже уяснили – если командир курит, значит, психует или нервничает.
Не нравилось Терентьеву, что эсминец неожиданно отвалил. Не нравилось перехваченное участившееся шифрованное ру-ру-ру на характерных частотах. А уж когда привычный по расписанию «Орион» не появился, вообще… потеть начал.
Проходили сложный участок – западную часть архипелага Бисмарка, усеянную кучей мелких атоллов и рифов, полностью положившись на подробные электронные карты. И конечно, в предельном напряжении сигнальщиков и внимании на эхолоте. В ночное время или при плохой видимости сюда бы и не сунулись. Но Терентьева устраивали (по известной причине) глуби́ны.
На этом перегоне рыбачков попадалось мало, зато нагнали (на левом траверсе, примерно в 160 кабельтовых) весьма приличную моторную яхту, имеющую даже вертолётную площадку. Под штатовским флагом, кстати. Чего-то они хотели поквакать, но почему-то на УКВ и разобрали лишь затасканное американское «ва-ау!».
К 14 часам (плановому прилёту «Ориона») добежали до следующего ориентира на штурманской прокладке – островок Ауа (поискать все эти острова на карте – кошкина задница!).
«Орион» не прилетел.
Проходит полчаса. Час. Самолёта нет.
– Может, отстали от нас? – видя тихую пружину командира, спрашивает старпом.
Молчит.
Ещё час – небо чистое.
На левом траверзе в 110 кабельтовых темнеет остров Ауа.
– Что у нас по акустической обстановке? – выдавливает из себя главный.
– «Полином»? – Вопрос был почти идиотский – канал с дежурного вертолёта поступал отдельной строкой, пусть не всегда устойчиво, но на данный момент был обозначен на приёмоиндикаторах и легко читался. А значит, командир спрашивал о непосредственном источнике гидрообстановки – автоматизированном комплексе гидролокации.
Терентьев и сам прекрасно понимал, что с одной стороны, на полном ходу, крейсер своими винтами забивал акустикам «уши». А с другой – хвалёная скрытность и тихоходность американских субмарин в режиме «эхо» не имеет значения. Всё просто – посылался сигнал, и от любого препятствия (коим могла быть субмарина) отражалось эхо. Компьютер за секунды выдавал несоответствия (если это был банальный риф).
Надо сказать, что эта процедура (боевая вводная) отрабатывалась фактически в режиме автоматизма (в рамках поставленной задачи). Но именно сейчас командир решил допытать личный состав подробностями.
– Сверху температура воды, – лу́пал глазами вахтенный, читая сводку гидролокации, – свыше двадцати градусов. Следом слой скачка и далее постоянная для океана температура – около четырёх-пяти градусов.
Пауза! Пауза! Командир думает! Время идёт.
«Термоклин – это, конечно, засада. Термоклин сигнал эхолота может и не пробить». Очередная гашеная сигарета, высосанная чашка кофе, замятая булочка.
Почему-то хочется рвать и метать, но просто куришь и пьёшь, вдыхаешь и ешь, выдыхаешь и… чёрт знает, о чём думаешь! Его настырная чуйка говорила… нет – кричала: что-то не так!!! Так и лезли в голову эти пресловутые «наивные чукотские парни». «Про себя, ребята, про нас! Почему вражины все пошхерились? Коварничают?»
Взгляд Терентьева приклеился к штурманской карте, где всё казалось запутанно и усложнено избытком значков и цифр. Линия, проложенная штурманом, судя по цифровым промерам глубины, выходила к котловине.
– Второй «камов» на поиск выпускай, – осипшим от нервических переживаний голосом приказал командир.
«Ка-27» стоял на площадке по готовности «раз», в наушниках пискнуло, захрипел короткий приказ. Харебов замкнул зажигание, прощёлкав серию тумблеров, и лопасти начали свой бег по кругу.
– Пусть возьмут сектор шире и мористее, – командир переместил свой взгляд на показания эхолота, не подозревая, что именно сейчас в БИЦе акустик-оператор побелевшим лицом смотрит на показания самописца, скачущего, «отбивающего» контакт с быстро приближающейся целью.
Доклад поста управления «Полинома» на мостик поступил незамедлительно, и вой боевой тревоги зазвучал особенно тревожно – на срыв.
– С кормовых углов! Эхо чёткое, звонкое! Предполагаю – шум винтов торпеды!
– С кормовых?!
Тут уж и Терентьев, не сдержавшись, в сердцах скрипнул сквозь зубы что-то похожее на «прохлопали, долбодятлы», но с применением более колоритных матерных «ё» и «б».