Впереди увидел темное пятно. Это не было окно; просто там толщина облачного слоя была меньше, чем в других местах. Прицелившись к пятну, начал снижаться по спирали. Оно было небольшим, чуть заметным, и я очень боялся его потерять. Ищи потом другое в облачном океане!
- Под облака и по маршруту? - догадался Бряндинский.
Я кивнул головой. Наконец, самолет снизился до знаменательного пятна. Ныряем, как в воду. Слой облачности оказался тонким. Быстро проскочили его. Внизу новый слой облаков. Пошли над ним и вскоре увидели в разрыве землю. Оба повеселели. Уж очень долго мы летели, не видя земли.
- Ну, теперь дома! - прислал мне записку Бряндинский.
Александр Матвеевич был слишком оптимистически настроен. Для нас наступила жаркая пора. Как будто находимся уже у цели, но тем не менее впереди еще немало трудностей. Надо снижаться, уточнять местонахождение, добираться до конечного пункта. Летим над землей. Никаких поселков, никаких признаков жизни. Вероятно, мы находимся где-то в долине Амура, но севернее или южнее Хабаровска, - сказать трудно. Если севернее - хорошо, если южнее - очень, очень плохо.
Ворожить было некогда, и мы возобновили полет на восток. Шли над самыми сопками. Начинались отроги хребта Сихотэ-Алинь.
- Приготовиться к бою! - распорядился командир экипажа.
Штурман пристально вглядывается вперед. Начался дождь. Видимость резко ухудшилась. Облачность прижимает к сопкам. Вершины скрываются в облаках. Начинаем лавировать, гулять между сопок. Курс держим прежний - на восток. Путешествие было довольно рискованным. Скорость полета в это время достигала 400 километров в час, и самолет мог врезаться в какую-нибудь лесистую гору.
Но как бы то ни было мы продолжали путь к Тихому океану. Наконец, дошли. Едва впереди показались берега, Бряндинский немедленно уточнил местонахождение самолета. Мы находились около мыса Терпения в Татарском проливе, примерно на 50-й параллели.
Этот мыс имеет характерные очертания, и спутать его с другим очень трудно.
- Сие - океан, - почтительно доложил Бряндинский.
Как только выяснилось, где мы находимся, я немедленно повернул машину обратно. Моря мы так и не увидели - нельзя было терять ни минуты. Это было в 5 часов 40 минут утра по московскому времени.
На обратном пути наблюдалось чрезвычайно интересное явление. Самолет шел под облаками на небольшой высоте по ущельям хребта Сихотэ-Алинь. На стеклах кабины вдруг появились красные пятна. Долго мы ломали голову над их происхождением. Решили даже, что идет красный дождь. Наконец, Бряндинский опустил одно окно, подхватил красную жидкость на тряпочку и стал внимательно ее рассматривать. Оказалось - мошкара. Ее было так много, что она создавала полную иллюзию дождя.
В 7 часов 21 минуту 28 июня мы прошли над Хабаровском. Послали приветствие трудящимся города и повернули на юго-восток. Погода была довольно приличная. Немного болтало. Чувствовалась усталость. Взяли курс к конечному пункту перелета - району Владивостока.
- Сколько точно до Спасска? - спросил я Бряндинского.
- Отсюда 440.
Погода вскоре опять ухудшилась. Началась очень сильная болтанка. Машину подбрасывало вверх, затем она проваливалась вниз. Мы шли вдоль советской границы. Справа тянулась широкая Уссури. Видны были рыбацкие лодки.
Вылетая из Москвы, я обещал долететь до района Владивостока, пробыв в воздухе сутки. В самом Владивостоке подходящего аэродрома для нашего самолета нет. Мы предполагали опуститься где-нибудь вблизи города, на одной из военных площадок. К концу полета Бряндинский вымотался. Он все чаще и чаще предлагает мне: давай садиться. Но сутки еще не кончились. Оставалось 30-40 минут до полных 24 часов, и я решил лететь дальше.
Саша прислал очередной намек о посадке.
- До суток всего 27 минут!
- Хочешь, в Имане сядем? - спросил я его.
- Очень хорошо. А то я собирался сесть на первой попавшейся сухой елке, - ответил штурман, не моргнув глазом.
В 8 часов 32 минуты утра прешли над Иманом. Сделали круг над городом. 24 часа истекали. Но аэродром был никуда негодный: какой-то маленький дворик. Да и до суток оставалось еще четыре минуты.
- Дай карту Хабаровск - Владивосток, - потребовал я.
Штурман передал детальную карту. Сравнив маршрут со сводкой погоды, решил садиться в Спасске. Попросил у Бряндинского план аэродрома. Через минуту он протянул мне клочок бумаги, на котором от руки по памяти нарисовал расположение аэродрома и сделал пометку: