Выбрать главу

«Уаскар» вышел из порта Кальяо шестого июля с целью прощупать на прочность блокаду порта Икике, установленную чилийским флотом. Но военных кораблей неприятеля перуанцы не обнаружили. Зато, покинув порт, почти сразу наткнулись на этого вот англичанина.

– Угольщик, надо полагать, – буркнул контр-адмирал, складывая длинную подзорную трубу. – Поднимите сигнал: «Предлагаем команде покинуть судно. После этого оно будет потоплено».

Старшина-сигнальщик вытащил из деревянных лотков туго свернутые сигнальные флажки и прицепил их к фалам. Пестрая лента толчками поползла вверх, к стеньге монитора. Вахтенный офицер не отрывал линз бинокля от торгаша. Не прошло и пяти минут, как там заплескались флажки ответного сигнала: «Следуем под британским флагом, ваше распоряжение исполнять отказываемся».

– Каков наглец! – с удовольствием произнес Грау. – Дайте предупредительный выстрел по курсу, глядишь, и одумаются… – И покосился на молодого человека в штатском, устроившегося на крыле мостика рядом с сигнальщиком.

Репортер столичной газеты, взятый на борт во время захода в порт Арика для угольной погрузки. Адмирал на дух не переносил газетчиков, и если бы не письмо президента республики, которое тот предъявил, поднявшись на борт, черта с два он потерпел бы его на своем корабле! Как его там зовут – Антонио Кукалон? Грау едва удержался от того, чтобы сплюнуть за борт – репортер раздражал его несказанно. В особенности бесил его белый пробковый шлем, вроде тех, какие носили офицеры британских колониальных войск. Адмирал даже подумывал приказать стащить с головы щелкопера его дурацкий головной убор и выбросить за борт. Шлем, разумеется, не его владельца. От этого вполне простительного душевного порыва адмирала удерживало все то же письмо президента.

А на «Императрице Бразилии» никто и не собирался одумываться. Приближалась ночь, и «Уаскару» пришлось долго маневрировать, отрезая жертву от берега, угрожать ударом тарана, давать предупредительные выстрелы из погонной пушчонки, пока упрямый английский шкипер не сбросил наконец ход, и угольщик закачался на крупной океанской зыби.

Контр-адмирал уже приказал высылать шлюпку с призовой партией, когда на горизонте появился дым, и сигнальщик отрапортовал, что видит мачты военного корабля. Через четверть часа силуэт пришельца уже ясно рисовался на западной, еще светлой стороне горизонта.

– Корвет «Магальянес», – вынес вердикт Грау. – Девятьсот пятьдесят тонн, два орудия на поворотных платформах, сто пятнадцать и шестьдесят четыре фунта. Ход – одиннадцать узлов против наших десяти. Возвращайте шлюпку, сейчас начнется веселье…

Ночь в южном полушарии наступает вдруг, как по щелчку. Только что половина горизонта золотилась в последних лучах солнца – и вот уже небо залито лиловой чернотой, высыпали крупные звезды, а путеводный Южный Крест сияет алмазной диадемой… Но сейчас эта красота не радовала адмиральское сердце: ночной бой вообще тяжелое занятие, а уж для «Уаскара» с его крайне неторопливой (и это еще мягко сказано) артиллерией, так и в особенности.

«Магальянес», пользуясь незначительным преимуществом в скорости, раз за разом уворачивался от таранного удара, осыпая врага снарядами. В цель, правда, угодил только один, в броневой пояс, не нанеся сколько-нибудь заметных повреждений: несколько вылетевших заклепок да легкая течь, открывшаяся в угольных ямах, не в счет.

Но долго это продолжаться не могло. Перуанцы, умело маневрируя, исхитрились подловить неприятеля на крутой циркуляции. Грозный шпирон «Уаскара» прошел в десятке футов от борта корвета, но то ли удача, то ли мастерство рулевых спасли чилийцев и на этот раз. А малое время спустя к месту боя подошел, отчаянно дымя обеими трубами, казематный броненосец «Бланко Энкалада», один из двух, имевшихся в чилийском флоте, и Мигель Грау скомандовал отходить на норд-вест, куда двумя часами позже ушел захваченный угольщик.

К третьей склянке с мостика приказали сбавить обороты на четверть от полных – машины «Уаскара» давно нуждались в ремонте, и Грау не желал рисковать. Он даже пожалел, что после модернизации монитор остался без парусной оснастки – попутный ветер мог прибавить узла полтора к его ходу. Но чего нет, того нет, оставалось только ожидать развития событий, стоя на мостике, и обсуждать с вахтенным офицером давешний бой.

– К сожалению, наши орудия хоть и способны произвести впечатление своими размерами и весом снарядов, но мало приспособлены к морскому бою, – рассуждал адмирал. – Для бомбардировки берега они еще сгодятся, а вот для стрельбы по маневрирующему неприятельскому судну – извините! В этом мы убедились еще во время стычки с «Шахом» и «Аметистом», когда за три часа боя две наши пушки сделали всего семь выстрелов – по одному в сорок минут! Вот и сейчас: мы разбрасываем дорогущие конические бомбы впустую, тогда как один-единственный удар тараном способен принести решительный успех! Взять, к примеру, кампанию на русской Балтике или сражение при Александрии между турецкой и британской эскадрами. Там тараны сыграли чуть ли не основную роль, отправив на дно не один боевой корабль!