— По моим расчётам, — продолжает он, — мы должны быть у входа в Плимутскую бухту.
По вашим расчётам, яхта уже на суше, однако ему об этом знать не обязательно.
Но вот Соколиный Глаз замечает какую-то полоску с правого борта.
— Земля! — вопит он.
А доволен-то, что твой Колумб. Внезапно его осеняет одна мысль.
— Что это за место?
С той самой минуты, как ваши глаза заметили вдали смутные очертания земли, вы лихорадочно соображаете, что это такое, но поди разберись при такой видимости. Вы делаете вид, будто не расслышали, да что толку.
— Что это за место?
Он отлично знает, что вы и в первый раз слышали его. Теперь он убеждён, что вы неуверены в правильности курса. Посмотрите на это удовлетворённое лицо, на эти колючие глаза — ничто не говорит о его вчерашнем беспомощном состоянии. Даже если бы этот гад болел холерой и вы его выходили, результат был бы тот же самый. В конце концов надо что-то говорить.
— По-моему, это смахивает на мыс Рейм.
Он счастлив. Вы сознались. «Смахивает»… Теперь мы все наравне. Каждый высказывает своё мнение о нашем вероятном местонахождении. Что следует предпринять? Чего можно ожидать от прилива? Как поведёт себя ветер? Когда можно рассчитывать войти в гавань? Моя догадка насчёт мыса Рейм подтверждается, мы подходим к нему, огибаем его и видим впереди мол.
За молом высится на холме Плимут. Вдоль кромки и по всему склону правильными рядами выстроились серые каменные дома — типичный барачный город. Опрятный, но несколько аскетический.
II
Дэвид и я первыми пришли в Плимут, а через несколько дней подоспели Блонди и Фрэнсис, и отряд из четырёх яхт удобно устроился в восточной части порта. Сравнивая «Джипси Мот» с остальной тройкой, я сразу обратил внимание на её размеры и мощное вооружение. Странно: почему гонки организованы по принципу «кто первый», без гандикапа? Рядом с таким классным сорокафутовым океанским крейсером, как «Джипси Мот», фолькбот напоминал парусную пирогу, а «Добродетель» — кургузое прогулочное судёнышко. И при первой возможности я заговорил с Блонди об этом несоответствии.
— Понимаешь, Вэл, — слегка улыбаясь, сказал он с лукавой искоркой в глазах, — мы подумали, вернее, наш мудрый оргкомитет подумал, что, какую систему гандикапа ни примени, она не будет совершенной, а значит, кто-нибудь непременно сочтёт себя ущемлённым и может сократиться число заявок.
— Это всё очень хорошо, и всё-таки мне трудно понять мудрость такого подхода. Без гандикапа более быстроходная яхта получает преимущество. Погляди, — я показал на «Джипси Мот». — Френсису достаточно идти не останавливаясь, и он обязательно победит.
— Возможно, ты и прав, — ответил Блонди. — Но у большой яхты есть свои недостатки, и они как бы усугубляются, когда ведёшь её в одиночку. Он может с ней не справиться.
Однако я видел, что он сам не больно-то в это верит. Суть спора сводилась к тому, какое судно под силу одному человеку. Разумеется, с пятидесятитонной шхуной никто не справится в одиночку, но, если идти по шкале вниз, этот аргумент утрачивает свой вес, и, когда дойдёт до сравнения двенадцатитонной яхты с пятитонной, другие обстоятельства могут перевесить. Если добиваться, скажем, восьмидесятипроцентной эффективности, — в таком случае на большой яхте работать с парусами, конечно, тяжелее, зато обстановка для работы намного благоприятнее, а более мощные лебёдки и тали возмещают недостаток физической силы. Длина по ватерлинии — вот что важно, а она зависит не столько от величины ваших бицепсов, сколько от глубины кармана. В общем мне было ясно, что меньшие яхты поставлены в совсем неравное положение, о чём я и сказал Блонди.
— Ладно, ты только не болтай, — ответил он. — И без того участников мало.
Чем ближе день старта, тем больше мы волновались. У каждого был непочатый край дел на яхте, а когда поступили застрявшие в таможне, давно обещанные радиостанции, работы прибавилось. Радиостанции были предоставлены во временное пользование Американской радиокорпорацией, мы получили их исключительно благодаря стараниям Брюса Робинсона из Общества Слокама. Как не оценить такую заботу, однако прибывшее в последнюю минуту снаряжение породило кучу проблем. Прежде всего станции были рассчитаны на микрофонную работу, притом на частоте, которая ограничивала радиус действия несколькими сотнями миль. Чтобы выйти из положения, Брюс разработал весьма хитроумный (и сложный) график совместно с Панамериканской авиакомпанией, чьи самолёты, пересекая Северную Атлантику, должны были транслировать наши радиограммы. Не очень-то надёжно, но это ещё не причина, чтобы отказываться от радиостанции. Гораздо больше меня заботила необходимость куда-то поместить огромный и тяжёлый кислотный аккумулятор, ведь на борту моей «Эйры» не было генератора для подзарядки, вообще не было никаких моторов. Установка радиостанций была поручена военным морякам, и они честно трудились в обстановке, которая, наверно, показалась им несколько хаотической. Специалист прибыл на мою яхту, открыл носовой люк, наступил на крышку и сразу сломал петли. После этого маленького происшествия мы некоторое время присматривались друг к другу, прежде чем приступать к размещению радиостанции, антенны и исполинской батареи. Когда представитель ВМС сломал люк, у меня чесался язык сказать ему, куда он может сунуть всё это снаряжение, но я взял пример с него и наложил печать на свои уста. Передатчик мы привинтили к подволоке. Антенну зацепили за верхний конец мачты и прикрепили к такелажу. Но кислотный аккумулятор никуда не влезал. Вы небось думаете, что на борту двадцатипятифутовой яхты должно быть вдоволь места, однако на деле пригодного для использования пространства очень мало. К тому же речь шла о незапланированном снаряжении, сверх давно предусмотренного комплекта, и наконец, нельзя как попало ставить предмет весом в двести фунтов на маленьком судне с отрегулированным балластом. Аккумулятор должен был стоять достаточно низко, в хорошо вентилируемом месте и так, чтобы к нему был лёгкий доступ. На всей яхте только один уголок отвечал всем этим требованиям, а он уже был занят под весьма важный объект, а именно — гальюн. Правда, гальюн был оборудован обыкновенным ведром, однако я потратил немало времени и умственной энергии на его устройство. Межпалубное пространство — в самый раз, поскольку гальюн помещался под носовым люком, что обеспечивало также бодрящий приток свежего воздуха. Опорные брусы были остроумно расположены и укреплены сквозными болтами. А то, что неискушенному глазу показалось бы всего-навсего пластмассовым ведром, на самом деле представляло собой великолепно продуманное приспособление, спроектированное и изготовленное в расчёте на долгую и верную службу.
— Придётся вам это ведро убрать, — заявил этот военный тип.
Как не вздохнуть от такого беспардонного варварства! Некоторые люди просто не способны понять, чем надо дорожить. А что выбрасывать.
В конце концов аккумулятор был крепко привязан линем к рукояткам у обоих бортов. Во всех этих горестях и испытаниях меня утешала и поддерживала мысль, что, если радиостанция будет работать, я хоть смогу выполнить обещание, данное моей жене Эйре. Подобно многим путешествующим супругам до меня, я опрометчиво поклялся, что буду через день связываться с ней по радио или передавать радиограммы через других.
Каждую из готовящихся к гонке яхт отличала своя, особая атмосфера. Вместе с Фрэнсисом на борту флагмана нашей флотилии находилась его жена Шейла, и там царил строжайший порядок. Припасы поступали в назначенный срок и своевременно укладывались на место. Прибывающих представителей прессы либо отшивали, либо улещивали, смотря по обстановке; приёмы проходили торжественно и пышно.
— Жаль, что ваша жена не смогла приехать сюда, чтобы проводить вас.
— Она только что родила.
— Какая досада!
Блонди на «Шутнике» работал легко, одновременно принимая друзей и гостей, которые заходили поболтать и выпить стаканчик. В нагромождении припасов и снаряжения нетрудно было усмотреть систему. Списки изучались, исправлялись, что-то добавлялось, что-то вычёркивалось, и во всём проглядывали холостяцкая методичность и опыт человека, не один десяток лет проведшего на малых судах. В разгар буйного шторма, в ночь-полночь ему достаточно протянуть руку за спичками, чтобы разжечь примус. Они будут лежать на месте, сухие, в полной сохранности.