— Привет. Здравствуйте. Меня зовут Мэри, а это Джоун. О, какой вы высокий!
Я готов был тут же променять свои шесть футов четыре дюйма на четыре фута шесть дюймов; впрочем, боюсь, что это меня бы не спасло.
— Мне всегда нравились бородатые мужчины.
Лгунья, подумал я. Да будь у меня лысая голова куполом, только первый ход был бы другим, а партию она всё равно довела бы до мата.
— Что вы делаете на Бермудах?
Я совсем пал духом. Боже избави объяснять, как я сюда попал. Роджер начал было рассказывать, что я недавно пришёл на яхте, но я выразительным взглядом пресёк его речь.
— Что будете пить, девочки?
— Мне, пожалуйста, немножко виски со льдом.
— И мне.
Я положил на стойку фунтовую бумажку — сдачи не последовало.
Мы узнали, что эти симпатичные девушки — уроженки Среднего Запада, снимают комнату на двоих, служат в одной фирме. Роджер ухаживал напропалую, куда мне до него.
Моя дама была выше среднего роста, темноволосая, живая. Посидеть, игриво поболтать с такой привлекательной женщиной — сплошное удовольствие, но я запинался на каждом слове.
— Ещё стаканчик?
— Я с этим не управилась.
— Ничего. Бармен, ещё четыре.
И ещё два фунта пущено на ветер. Роджер наклонился ко мне с этаким победным огоньком в глазах — дескать, половина дела сделана.
— Как ты насчёт того, чтобы пойти куда-нибудь потанцевать, Вэл?
Лучше бы меня пригласили на публичную казнь. В душе неотвратимо росло жуткое чувство, что скоро моя собственная голова ляжет на плаху. И я не видел никакого пути к спасению. Что ему сказать? Не могу же я просто встать и уйти, бросив его с двумя дамами, неписаные правила игры этого просто не допускают. Попытаться увести Роджера с собой? Пустая затея. Сейчас он словно пёс, напавший на свежий след, ничто, кроме плётки, его не отгонит. Упасть в обморок? Такой приём иногда годится, но только не для мужчины…
— Потанцевать? Превосходная мысль. Куда ты предлагаешь пойти?
Разумеется, Роджер знал отличное место, совсем недалеко. Видит бог, этот парень не терялся. И он лихо повёл машину на страх прохожим, а я показывал достопримечательные места высокой, живой и соблазнительной, хотя и слегка заскучавшей, особе женского пола.
Мы остановились перед роскошным отелем, который предлагал посетителям хорошую кухню, танцы и выступление широко разрекламированной труппы из Полинезии. За вход надо было заплатить изрядную сумму, и мы с Роджером раскошелились. Метрдотель отвёл нас к удобному столику. Девушки хотели есть, и мы ознакомились с роскошным меню и головокружительными ценами. Предложив своей даме выбрать всё, что ей понравится, Роджер перечислял вслух названия блюд.
— Попробуйте копчёную лососину, её сюда специально привозят на самолёте из Шотландии, изумительная вещь.
Девушки явно были не прочь, однако не могли сразу решиться. Он принялся их убеждать с красноречием проповедника от кулинарии, зазывающего покупателей; в конце концов они сдались. Я заказал дыню.
Роджер предложил взять омаров. Какой-то потрясающий рецепт, самое дорогое блюдо в меню. Я возразил, что это будет рыба после рыбы, но мои слова никого не убедили. Я остановился на холодном цыплёнке.
Подошёл официант, ведающий винами. Я сделал решительную попытку обмануть судьбу и первым выхватил у него из рук карту вин, но только зря старался. С обаятельной улыбкой Роджер небрежно заказал самого лучшего шампанского. Его распорядительность была вознаграждена почтительным поклоном официанта и моим испепеляющим взглядом.
— Гулять так гулять, — объявил Роджер, потирая руки и расточая комплименты девушкам, которые успели немного освоиться и заметно оживились. Когда же пробка в золотой бумажке полетела в потолок, они буквально расцвели.
— Разве думали мы, когда уезжали, что будем обедать в лучшем отеле острова и пить шампанское, верно, Джоун?
Конечно, не думали, я в этом не сомневался. Как и в том, что Роджер потерял рассудок. У меня лежало в кармане около тридцати восьми фунтов стерлингов — всё, что осталось после уплаты за квартиру, расчёта с парусным мастером и приобретения подарка семье, который я уже отправил домой. Авиапочтой. Конечно, с тридцатью восемью фунтами можно выезжать в город, но если и дальше так пойдёт, от них мало что останется…
Ничего не скажешь, ужин, который они съели, был превосходный. Отлично приготовлен и подан, и вторая бутылка шипучей влаги помогла им быстро его одолеть. После кофе мы танцевали. Роджер и Мэри — красиво и ритмично, Джоун и я (во всяком случае, я) — словно роботы с негнущимися ногами. Обычно я охотно танцую. Моя дама обладала приятной внешностью и легко двигалась. К тому же она была выше среднего роста, а это весьма кстати, когда вы сами не коротыш. Однако мне от этого было не легче. Я старался, честно старался, она тоже, но я был очень скован.
Моя ладонь с трудом переносила прикосновение её кожи. Джоун была в нарядном платье, которое оставляло спину обнажённой, и, как ни ловчи, всюду это мягкое, шелковистое тело. Я хотел было совсем убрать руку, но она решила, что я просто робею, и, поймав меня за локоть, вернула мою ладонь. И придвинулась поближе, щекоча мне лицо волосами. Но хотя они были мягкие, чистые, чуть надушенные, мне казалось, что со мной заигрывает паук. Я был готов закричать. Тут танец кончился. Я вытер пот со лба.
— Жарко здесь, верно?
Она ответила, что скорее прохладно.
Когда мы вернулись к столику, Роджер заказал всем виски. Я поспешно взял свой стаканчик. Но чем больше я пил, тем мрачнее становился. Мы снова пошли танцевать, на этот раз поменявшись дамами. Я попросил Мэри снисходительно отнестись к моей неуклюжести.
— Вы совсем не любите танцевать?
Я промямлил, что люблю, тогда она тоже решила, что всё дело в робости, и подалась ко мне, словно хоккеист, принимающий противника на корпус. Её бёдра прижимались к моим, я чувствовал себя, как на плахе. Мы приблизились к Роджеру и Джоун.
— Эй, Вэл, поменяемся дамами. Ты меня не узнаёшь? Я твой друг.
Опять та же спина. Джоун слегка разгорячилась, и кончики моих пальцев прилипали к её коже. Она танцевала, закрыв глаза. Внезапно до меня дошло, что они все трое под хмельком, я же был трезв, как прокурор в суде!
Музыка смолкла, и протяжная барабанная дробь возвестила о начале эстрадной программы. Во время первого номера мы выпили ещё виски. Потом вышла певица, могучая женщина в роскошном длинном платье; она пела отлично. А затем убавили свет, и под долгую и выразительную дробь барабана на затемнённой сцене начался главный номер.
Я заранее мог сказать, что мы увидим. Луч прожектора осветил стоящую лицом друг к другу пару. Дети какого-нибудь тихоокеанского острова, смуглые, с лоснящейся кожей, они были одеты в полоски ткани, которые скорее подчёркивали то, что стыдливо пытались скрывать. Оба стояли неподвижно, только грудная клетка вздымалась, и по волосатой груди мужчины на живот сбегали струйки пота. Царила такая тишина, что мигни — и все услышат. Публика явно приготовилась увидеть нечто весьма сокровенное. Сотни глаз возбуждённо сверкали вокруг деревянной эстрады, служившей опорой для двух трепещущих статуй. Я посмотрел на Роджера — казалось, его глаза сейчас выскочат из орбит.
В эту минуту мягко, как бы откуда-то издалека, зазвучала повелительная дробь барабана. Артисты продолжали стоять недвижимо, почти вплотную друг к другу, колени в стороны, ноги изогнуты, как пружины. Мышцы на бёдрах девушки чуть заметно подрагивали, наконец поймали ритм словно дробь приближающегося барабана. Постепенно дробь становилась чаще, и вступил второй барабан, он заставил колебаться торсы танцоров. Неторопливая барабанная дробь медленно, осторожно обвивала живые вибрирующие колонны. Но вот руки девушки оторвались от боков и начали колыхаться, будто шарф на ветру. Мужчина соединил кисти на затылке, и его бицепсы заплясали в лад новым властным звукам. Ещё один барабан, более басистый… Ноги танцоров вросли в пол, а тела качались, как ветви, опущенные в поток. Темп понемногу нарастал, но они по-прежнему не сходили с места. Бёдра девушки колыхались так, словно были подвешены к неподвижным плечам. Глаза танцора пристально смотрели на её живот. Он, как в зеркале, повторял движения танцовщицы, на первый взгляд однообразные, однако по мере развития танца всё более выразительные. Следующий барабан начал диктовать свой ритм колебаний, который казалось невозможным воплотить в движения, однако они это сделали, всё так же стоя на одном месте. Теперь живот девушки состязался с бёдрами, вращаясь то в одну, то в другую сторону, — чувственное зрелище, от которого пересыхало во рту. И ещё один барабан включился в громкий рокот, заставляя кровь стучать в висках. Танцоры пошли, нет, поплыли над полом в безупречном согласии с замысловатыми звуковыми узорами. Они кружили, не замечая публики, которая забыла про свои бокалы и курящиеся сигареты. Описывая круги, партнёры сближались. Глаза девушки потускнели, тело брало верх над разумом, покоряясь примитивному влечению. Она соблазняла его. Его глаза впились в её глаза, чёрные зрачки сверкали в луче прожектора. Они сошлись ближе, и замечательное искусство танцоров стало ещё более очевидным: каждый трепещущий мускул её тела заставлял его тело отзываться. Но если до сих пор она задавала темп, теперь беснующиеся барабаны вывели его вперёд, он стал повелевать. Казалось, больше нельзя увеличить накал этого захватывающего зрелища. Вдруг, так быстро, что не уследить, его рука метнулась вперёд и сорвала яркую полоску материи, прикрывавшую её грудь. Публика ахнула. Глаза девушки были широко раскрыты. Мужчина вёл танец, не прикасаясь к партнёрше, однако подчиняя её ритму, который достиг бурного крещендо.