Девки наконец сгреблись, Эрот сладко и глубоко спала, беспробудно измученная. Я остался один. Меня несло, я носился по квартире в одних джинсах, когда это я успел их надеть? — слепо фиксируя мысль — завтра надо будет жестко разобраться с этой сучкой, она точно нахерачила мне в виски ускорителя, бля, а меня не спросила! Надо, непременно надо её поучить, что так нельзя, без предупреждения, надо спрашивать, а может… всё, забыл.
— Слушай, да ты же реальный пацан, Ганя, хули ты загоняешься, блять?
— Это в каком таком смысле я загоняюсь?
— Ну, блять, с нами не тусуешь нихуя, рядишься как этот… как у вас там, готы чтоль?
— Извини, но я ни как кто не ряжусь, тебе показалось, — пацан из параллельного был мне не очень приятен, и я хотел скорее отделаться от его назойливых попыток познакомиться.
— Я пришел всего лишь сдать контрольную Ольге Николаевне, а не тусую я, потому что в школу не хожу, я болен.
— Хуясе… — слышь, Титов, он в школу не ходит потому что болен, ёпт!
— Вот бычить не надо, ребята, сам сказал, что я реальный пацан. Ну так и хуйли тогда…
— Да ты не кипятись! — положил он руку мне на плечо. Было противно, хотелось сбросить, но их-то трое, а я один, и никого здесь не знаю — впервые за хуй знает сколько времени решился сам дойти до училки, сдать лично в руки контрошу.
— А че у тя ваще за болезнь-то? Упыризм чтоль? — и эти дебилы заржали. Я пристально посмотрел главарю в маленькие невыразительные глазки, пытаясь оценить ситуацию — как мне отвечать, совсем грубо, или все же поостеречься? Мне еще не раз сюда приходить, до аттестата… да и хрен их знает, с какого они района. Нет, лучше не буду, попробую отмазаться втихую.
— Ну… я просто псих, знаете ли. Официальное название моих проблем вам ничего не скажет, надеюсь. Поскольку подобного никому не желаю… слаб еси и человеколюбец! — развел шутовски руками. Они заржали — и прекрасно. Поржите давайте над убогим, и я пойду.
— Чувак, да не пизди, а, давай лучше бухнем пойдем что ли?
— Бухнуть? — вопрос… но логичный, бухло снижает уровень накала, и снимает противоречия. Надо попробовать. — Это вполне себе разумное предложение.
— Ну вот, и маладца! — Ржавый обнял меня за плечи и жестом не терпящим возражений потащил за собой. Прозвенел звонок… контрольная осталась не сдана. Я вздохнул и стиснув зубы пошел с этими ублюдками. Контрольная и до завтра доживет, а вот если откажу, я может и нет. А под бухло втихуя свалить можно… потом разберемся.
Тоскливые разговоры о том, кто из нас кому какой брат и сват, и что не стоит нам всем выебываться и ссориться, а мне срочно постричься — заебали меня уже через третий глоток водки за углом школы. Эти люди охуевали на глазах — пить прямо здесь, под окнами учительской, средь бела дня…
Секрет оказался в том, что у кого-то из трех рыл папа чем-то торгует, и потому «похуй-мороз, бухай хоть в директорской». Чтож, ладно. Меня мутило и я все думал, как бы поскорее убраться. Клятвенно заверил, что как доберусь до дома, так сразу и постригусь. Они нихуя не поверили что я никакой не гот, а простой русский скамфак-придурь, и допытывали, че там за понятия у нас, типа на кладбищах бухать и все такое. Я как мог разъяснял. Выдумывая на ходу — а что еще делать, ну не знаю я ничего о готике!
Вечерело… дурнело на глазах. И в глазах, и за глазами тоже. Куда столько водки!
— Чувак, ну как же так-то? Что ты никогда не ебался реально? — Ржавый (ах, какое пошлое погоняло-то, а?) сидел рядом со мной на корточках, и заглядывал в лицо, весь такой сочувственный. Я чуть не ударил себя — нахуя я ему рассказал-то об этом?? Ну да, да, я никогда не ебался… Мать твою. Че ж я себе язык-то не откусил. Кивнул себе под ноги, думая, надо встать — сидеть на корточках тяжело, кровь приливает к голове, потом тошнит и падаю как куль об землю, если долго нахожусь в скрюченной позе.
— Э-э, браток, так дело не пойдет! — покачал стремный хрен ржавой головой. — Надо тебе это организовать, поблядки-то!
Организовал. Сука. Блядь. Ну кто его просил?!
На хате была тусклая лампа без абажура, кухня заляпанная всем чем можно, сортир просто нереально гадкий — зато спальня. С двумя железными кроватями. И две малолетки — Марина, широка и пухлая, и Вита — скелет на контрасте с подружкой. Кажется, светленькая. Или нет… не знаю. Но глаза у нее были страшны. Будто обведенные вокруг зрачка черным густым мелом, какие-то неблестящие, запавшие не по векам, а именно будто радужка потухла и запала внутрь. А зрачок выпуклый как у бешеной коровы… даже не знаю как описать… на таком юном лице такие глаза… И она пила так, будто всю жизнь одной водярой и питается. Меня тянуло сблевать. Я давно ничего не ел… забыл просто. Но я очень хотел наконец-то ебаться, в свои пятнадцать жалобно дрочащий под одеялом и в общественных сортирах. От страха я усиленно глотал вонючий суррогат, стесняясь пропустить хоть рюмку, уступить девчонке, которую собираюсь выебать. Ух, от этого слова все внутри горячо сжималось, до боли — я буду сейчас ебать настоящую, живую девочку… я узнаю наконец — как у них там?.. Кажется, она извращенка… черт, а вдруг я не сумею ее удовлетворить? И она всем расскажет, что я лох… а хотя… кому это всем? Никого у меня нет, никто меня не знает. Так что черт с ним. Только бы суметь!!..
Ржавый все настойчивее лапал хихикающую Марину, а я никак не мог решиться, хоть Вита и сидела так близко, на нашей общей кровати, что я даже слышал ее дыхание, неровное и смурное какое-то. «Сейчас, уже сейчас надо решаться… положить ей руку что ли… но куда?»
Ржавый, оказавшийся в кокетливом выдохе Марины
— Диииимаааа…. Ну, Дии-ммаааа, — уже вовсю раздевал девку, а я никак не мог настроиться, и начать… все боялся, что не встанет у меня ничего. Боялся торопиться.
Но вел себя уверенно. Вита сказала — мне нужен разбирающийся, и я соврал, что уже лишал девственности. Она кивнула преданно глядя в глаза сумрачными темными глазами, и сама стала стягивать трусики. Я остановил ее — всегда мечтал сделать это сам. Легла так удобно, забрался ей под юбку, закрыв глаза, потянулся языком… это неописуемо… мне остро захотелось у себя между ног иметь такое, но ведь сейчас это моим и будет! Я хочу ощутить как это… ебать и быть выебанным… но только сначала я распробую ее…
Марина вдруг закричала, я дернулся и открыл глаза — мой новый быдлодруг вовсю ебал ее, скрипя кроватью, она кричала и плакала, а Вита зажимала ей рот рукой, вытянув в сторону ладонь. Я ужаснулся, и решил, что все — хватит тянуть, пора, пора — может, я уже позорюсь как слабак и романтик? — Ржавый рычал и матом крыл, и даже бил Марину, чтоб не орала, не мешала ебать ее:
— Заткнись сука, заткнись, ты мне всех соседей перебудишь!
А Вита лишь дрожала и вздыхала прерывисто сквозь зубы. Я потрогал свой хуй — он давно уже был готов, но я не уверен — а хватит ли этого на проникновение?.. вдруг упадет?.. И едва терпел, чтобы не выебать, у меня по губам текла ее влага, кажется признак возбуждения — просунул язык, но она такая узкая… вот черт, еще раз потрогал себя, — куда ж он там влезет? Ой, боже мой, ну куда я ввязался… этот уродский Ржавый орет… хоть бы уволок свою Марину подальше, я так не смогу… Но надо. И все опасался приступить, страшась, что не смогу «вскрыть» ее. Дрочил одной рукой, добиваясь устойчивой эрекции, и стараясь не кончить раньше времени. Хотел довести ее до оргазма — если ей понравится, то ее можно будет потом ебать всегда, не искать других баб! — тоже светлая мысль, а что — ведь и правда, если только получится… я боюсь… и от страха все быстрее двигаю языком по ее влажному и нежному существу. Неожиданно она выгнулась, больно ударив по зубам бог знает чем, и вскрикнула — а я в слепоте ее сразу схватил — и резко вошел — с трудом правда, самому больно, и охуел от болезненного счастья — как у нее там все узко и скользко. Кончил, рыдая, сам не заметил как, и не понял отчего плачу. Обнаружил сырое лицо свое у нее на плече. Поднял голову, трудно оглянулся — Марина вытирала кровь между ног простыней, Дима ругал ее, что гадит ему постель. Поспешно вышел из Виты, позорно вялый и упавший вдруг, как старичок. Девчонка недовольно сморщилась. Я отвернулся от нее, сел на постели и стал одеваться, ведь дрожа от слабости внезапной и стесняясь этой слабости. Ржавый, еще более гадкий мне, хуел на меня, а у Виты стал совсем уж непереносимо страшный темный взгляд. Она усмехалась и курила, как опытная. Но под ней, почти уже паникуя, что все сделал не так, я заметил лужицу крови. Дима проверил, подняв одеяло — Вита натянула его обратно на себя: