Выбрать главу

— Упал, Аристарх Бенедиктович. В подъезде на ступеньках кто-то банку со сметаной расхвостал. Скользко до жути. Не заметил.

— Сметану белую… И не заметить? — конечно, он мне не поверил, но дальше ковырять не стал.

Перегаром от меня не несло, стало быть в пьяном дебоше не участвовал и в других непотребствах пока замечен не был. Как никак это мой первый вынужденный прогул, а до этого — доблестная служба длинною в несколько месяцев без единого опоздания.

— Говори, что надо, — Паутов прищурился, отхлебывая чай из граненого стакана в серебристом узорчатом подстаканнике.

— Я хотел узнать, были ли еще подобные убийства девушек путем удушения? Рогова была не первой. Слышал, что кроме той, что в лесополосе нашли, год назад еще труп был.

— Было дело, — кивнул Паутов. — А тебе зачем?

— Ну как же? Если есть связь между преступлениями, значит, можно отследить почерк убийцы, а это может указать на его особенности. Выделить его из общей массы, так сказать. Поможет мотив понять. Что тоже круг подозреваемых сузит.

— О как, — Паутов приспустил очки и вздернул седые брови. — Рассуждаешь, как бывалый опер, когда успел нахвататься?

— Детективы люблю смотреть, “Визит к минотавру” недавно повторяли. Мой любимый многосерийный фильм. Всегда хотел научиться на скрипке играть и преступления расследовать.

— Ровно год назад обнаружили убитую девушку в рощице на набережной. Сережки золотые при ней были. Сексуального насилия нет. Обычная студентка из обычной семьи. Задушена веревкой или чем-то подобным. Преступление так и осталось не раскрытым.

— Но это же серия получается? Вы же понимаете?

— Я да, но не нам с тобой решать, объединять дела или нет. Этим прокуратура занимается. Сам понимаешь, лишний шум ни к чему. Город у нас хоть и немаленький, но тихий и спокойный, как Простоквашино. Смотрел мультик? Новый в этом году только вышел. Так вот, там в одном доме уживаются и пес, и кот, и птичка с мальчиком. А все почему? Не знает пес, что должен гонять кота, а кот не знает, что может сожрать птичку. И всем хорошо…

— Вы хотите сказать, что ради общественного спокойствия прокуратура будет мухлевать с делами и не усмотрит серию?

— Не прокуратура, — Паутов многозначительно ткнул пальцем в потолок. — Такие вопросы через партийцев и Москву решаются. Представляешь, что с городом будет, если объявят, что у нас маньяк завелся? Но после третьей жертвы уголовные дела они, конечно, объединят. Выхода другого нет, но афишировать не будут. Опера не дураки, давно поняли, что один человек орудует, но начальнику розыска сверху уже намекнули, чтобы по отчетам и коллегиям проходили преступления, как единичные. Одно в прошлом году, два в этом. И ты не лезь в это дело.

— Но мы, как криминалисты можем участвовать в разработке версий, — не унимался я.

— Андрей, против системы не попрешь. Тем более слесарю это сделать трудно. Я все понимаю, но будет отмашка сверху, мол, признаем, один убийца, одно уголовное дело — тогда другой разговор. А пока расследуем разные убийства, но принимаем во внимание, что убийца один. Хотя, есть вероятность, конечно, крайне низкая, что преступления не связанные. Но я сам в такое не верю…

— Понял, Аристарх Бенедиктович, разрешите идти?

— Иди, но… Если тебя так волнует это дело, зайди к химикам. Там волокна они исследуют. Что на одежде жертв нашли, которые за волосы приняли поначалу. Потом мне доложишь.

— Есть!

* * *

— Тук-тук! — я открыл дверь химической лаборатории, она же являлась одновременно и кабинетом “братьев-химиков”. Просторное помещение, заставленное столами и шкафами с банками с реактивами. В углу примостился вытяжной шкаф.

Сегодня здесь был лишь один из вечно молодых и вечно пьяных. Второй химик наслаждался отпуском и напивался дома.

Меня встретил сухонький мужичок с грустными, как у мамонтенка, потерявшего маму, глазами. Растрепанные усы напоминали изношенную обувную щетку. Отросшие патлы, уже седеющих волос, смотрелись несуразной копной.

Максим Сергеевич по прозвищу Мензурка скользнул по мне безразличным взглядом и уткнулся снова в окуляры громоздкого микроскопа.

— Здорово, Сергеич, — я протянул руку. — Что грустный такой? — я втянул воздух ноздрями, принюхался: ни запаха свежака, ни запаха перегара, обычно витающего здесь, не почувствовал. — Трезвый что ль?

— Ага, — тот апатично протянул вялую и сухую как вобла ладонь.

Я пожал ее, получив в ответ лишь слабый нажим:

— Случилось что?

— Случилось, — Мензурка вздохнул, оторвался от микроскопа и расправил мятый белый халат, будто его можно расправить. — Язва случилась… Нельзя мне теперь пробы снимать.