— На работу? Меня? — Никита Егорович запнулся о бывалого вида бидон, который поставил под ногами.
Тот опрокинулся на землю, и из него вывалилась горсть неказистых рыбешек. Они били по земле хвостами и шевелили жабрами.
— Да какая мне работа? — пожал плечами отставной следователь. — У меня огород, рыбалка. Я вот яму под новый туалет выкопал. Осенью абрикосы посажу. И поливать тут надо почти каждый день. Жаркое нынче лето…
— Вот и я говорю, Никита, ты свое отслужил, теперь ради себя пожить надо.
— Да я ж не настаиваю, — хитро улыбнулся я, уловив грусть в глазах Никиты Егоровича. — Мое дело — предложить. Просто новый следователь у нас — знаете, не чета вам. Сложные дела не тянет. Как статист больше работает. Допрос зафиксировать, постановление на обыск выписать — это он, конечно, мастак. Мужик добросовестный, но для ловли маньяков — тут другой навык нужен. Чуйка профессиональная и стержень внутренний. И мышление другое, не закоснелое…
— Маньяков? — в глазах молодого пенсионера проскользнул огонек азарта, будто бывалой гончей сказали про намечающуюся охоту. — Каких маньяков?
Никита Егорович спешно скидал рыбех обратно в бидон и вопрошающе на меня уставился.
— Да разных… За этот год мы двоих поймали. Но они простенькие были. Один каннибал даже, представляете? Засолки из человечины делал.
— Господи, — охнула с порога уже почти вернувшая в дом Лена. — Что за жуть.
Я понимающе кивнул и продолжил:
— Оба они без особого «творчества» к делу подходили. С ними проблем не вышло. А вот который новый, в Михайловске объявился. Тот совсем зверь. Чувствую, тяжко нам с ним придется. Улик нет, свидетелей тоже. Осторожный, гад.
— Сколько трупов? Кто жертвы? Какой способ убийства? — закидал меня вопросами Горохов, потирая руки.
Казалось, сейчас он достанет свой старый истрепанный командировками блокнот и будет все записывать, а затем раздаст всем указания и закончит «планерку» своей коронной фразой: «За работу, товарищи».
— Да что я все о работе и о работе? — развел я руками. — Вы уже далеки от этого, расскажите лучше про абрикосы. Думаете, они здесь приживутся?
— Да черт с ними, с абрикосами, — Горохов сунул руку в карман, будто искал пачку сигарет.
Опомнился и махнул рукой:
— Рассказывай уже, Андрей Григорьевич, про убийства. Может, подскажу чего… Так сказать, помогу дистанционно.
— Да не хочется вас нагружать на отдыхе, — прищурился я. — Да и Елена вон косо на меня поглядывает. Можно понять.
Горохов повернулся к жене:
— Солнышко, иди в дом, поставь чайник. А лучше картошечки пожарь, мы тут пока с Андреем пообщаемся.
— Знаю я ваши разговоры, — всплеснула руками Лена. — Опять про работу трындеть будете… Ведь только спать нормально стал.
— Спать я стал нормально, — сокрушенно кивнул головой шеф. — Вот только сны теперь не вижу. А как же без них? Без мечты никак нельзя… Иди в дом, собери на стол. И лучку зеленого сорви и редисочки.
Ворча что-то себе под нос, Лена скрылась в деревянном домике, швырнув на перила крыльца передник.
— Да ты не обращай внимания на нее, — кивнул вслед жене Горохов. — Так-то она тебя уважает. Но сам понимаешь, что бабе домашний мужик нужен. Чтобы на работе не ночевал и под боком всегда был.
— А вы как время проводите на пенсии? — поинтересовался я. — Пиво с раками? Банька?
— Да одному как-то не в радость такое, — вздохнул следователь. — По первости даже в гараж ходил, с мужиками выходные за рюмкой чая проводить.
Я поднял брови.
— Вы купили машину? Поздравляю.
— Да зачем мне машина? — поморщился Никита Егорович. — Куда мне на ней ездить? Я гараж купил специально для времяпровождения, так сказать. Чтобы влиться в местную кооперативную братию.
— И как? Влились?
— Да ни черта не вышло, там все по одной схеме. Выпили, не закусывая после первой, обсудили как лучше менять шаровые на «Москвиче», снова выпили, обсудили своих начальников, какие они все дураки. Потом разговоры про баб. Мол, дуры они, что таких мужей, как они, не ценят. К вечеру после поллитра на грудь каждого — разговоры про политику, какой, мол, Горбачев молодец, с Рейганом в переговоры вступил, теперь с Америкой все у нас хорошо будет. Еще и ядерное оружие собрался ликвидировать во всем мире, — Никита Егорович вздохнул. — Скучно, в общем, мне с ними, задыхаюсь я, как та рыбешка, что из бидона вывалилась. Да и не разбираюсь я в политике, как слесаря и электрики. Вот и не прижился в их честной компании. Был там еще один человек, с которым поговорить можно было, ученый какой-то. Кибернетик, что ли. Что за наука такая, в толк не возьму. Так его вообще из гаражного братства взашей выгнали. Пустобрехом оказался. Представляешь, заявил, что в январе этого года вирус особый появился. От которого компьютеры болеют, а не люди. Во дает, ха! Во выдумал! Машины вирусами болеют. С виду специалист, а такие выдумки… Да пустое все это, — немного выговорившись, Горохов махнул рукой. — Ты лучше расскажи, что за маньяк такой объявился в Михайловске?