Он говорил негромко, ведя мои кисти за объектом:
— Будешь стрелять?
— Да… — почти шепотом произнесла я.
— Бери чуть выше…
Чтобы следить вместе со мной в прицел за объектом, он почти прижался к моей щеке. От его рук исходило тепло, и я как-то неосознанно расслабила кисти. Выстрел получился плавным и точно в цель.
— Ещё раз? — спросил Эйд.
— Да… — выдавила я, даже не успев подумать как следует над вопросом.
Мы вместе проследили за очередным объектом, который я посчитала опасным и выстрелила, успев поймать его в последние секунды. Раньше для меня всегда была первостепенна визуальная информация, а потом уже голосовая. Изменив сейчас тактику, я действительно стала успевать отлавливать объекты. Удостоверившись, что у меня получается, Эйд отпустил мои руки и отошел. Почему-то захотелось сделать шаг назад и вернуть ощущение его тепла. Эта мимолетная мысль настолько меня смутила, что я мысленно отругала себя. Это мне сейчас не видно, что там происходит с моей энергией, а всем энерго отчетливо видны мягкие золотистые завихрения вокруг меня, выдающие интенсивность моих эмоций с головой. Хорошо хоть они не видят какие конкретно чувства я испытываю. Выбросив все лишние мысли из головы, сосредоточилась на выполнении задания.
Эйд Брайт
Удостоверившись, что у Ари получается, я отошел назад. Было крайне необычно ощущать её ладони, стискивающие энор и тем более давать рекомендации женщине, держащей в руках оружие. Необычно, но очень приятно. От её волос исходил тонкий женственный аромат вперемешку с чем-то цитрусовым. Без каблуков, в повседневной форме и ботинках, она казалась такой маленькой и хрупкой. Пока я анализировал свои ощущения, от девушки чуть ли не осязаемыми волнами расходились интенсивные потоки золотистой энергии. Впечатляющее зрелище. Через пару мгновений она сосредоточилась на стрельбе и энергии заметно поубавилось. Пока я мельком следил за Ари, корректируя с Дэлиром направленность её занятий, Рой выстрелял все свои мишени, дождался, когда девушка закончит упражнение и подначивал её на новый спор.
— Я тебе предлагаю отыграться, Ари, а не второй раз проиграть, — настаивал он на своем. — Кстати, почему тебя брат как-то по-другому называл?
— Потому что мама дала мне имя Арина. Ари — это на эрдинский вариант.
— Арина… Поэтому тебя называли Аришка?
— Ага, дома как только не склоняют. Папа вообще Ринкой зовет.
Рой смерил девушку задумчивым взглядом и произнес:
— Да, нужно тоже придумать тебе какое-нибудь склонение или прозвище.
Ари улыбнулась и пожала плечами:
— Думаешь меня это напугает? Меня с детства как только не называли в семье, у родителей мания — придумывать нам прозвища. Особенно после того, как мы что-то натворим. Мы как-то с Кхалом перерыли весь двор и наловили кучу земляных червяков, так мама две недели называла меня мелким слизняком. Лекс как-то объявил маме, чтобы она не называла его уменьшительно-ласкательными прозвищами перед друзьями. После этого она только из вредности стала называть его при друзьях исключительно «кексиком», «сладеньким кексиком», «мамочкиным кексиком», до тех пор, пока он не признал, что был не прав и ей, на правах мамы, можно называть его как угодно и когда угодно. Самое забавное, что она его вообще случайно при друзьях-то назвала, а он развыступался.
— И ты спокойно относилась ко всем таким прозвищам?
— Не всегда. Большинство из них были обидными. И когда я спросила зачем мама меня так обзывает, ведь я же её любимая дочь, она пояснила, что делает это для того, чтобы я осознала, прониклась, и если не хочу, чтобы в будущем мне придумывали еще какие-нибудь обидные прозвища, то больше так не делала. Это её воспитательный процесс такой. Не знаю как на других, а на меня действовало, особенно после того как эти прозвища подхватывали все окружающие меня взрослые — дяди, тети, мамины сослуживцы, папины сослуживцы, они часто у нас дома бывают… — Ари немного задумалась, будто вспоминая что-то. — Но знаешь, каждый раз кто-то из братьев меня поддерживал, впрочем, как и я их, когда они щеголяли очередным обзывательством… Не удивлюсь, если кто-то из родителей их на это подталкивал. Поэтому я всегда знала, что наказание за мои проступки последует обидным, заслуженным, но всегда будет кто-то, кто меня поддержит.