Я приняла руку парня и начала с ним танцевать. Нескладный, с белесыми бровями и ресницами, он вряд ли может считаться красавцем, но черты его лица приятны, а глаза цветом как лед: прозрачные, холодные, то ли с бирюзовым оттенком, то ли с голубым. Свои большие руки белобрысый кавалер торжественно возложил мне на талию и, краснея, начал нелепо двигаться.
— Я с орионского сектора, меня Солд зовут.
Вот это сюрприз!
— Солд? Разве это не фамилия?
— Фамилия. Но она звучит лучше моего имени.
— Фамилия – это слишком серьезно, — кокетливо проговорила я. — Назови свое имя.
— Нганрав.
— Хорошее имя, чем не нравится?
— Его постоянно коверкают. В школе, например, «Гав-гавом» звали.
Я прыснула, и парень, сильнее сжав руки на моей талии, пригрозил игриво:
— Не смейся, а то поцелую…
— А я дам тебе пощечину.
— Зачем? Я хорошо целуюсь.
— У меня есть парень.
— Вон тот землянин? — Гав-гав… то есть Нганрав, указал на Тони.
— Нет, это мой друг.
— Может, выдумала парня?
— Не-а.
— Тогда где он и как отпустил тебя сюда? Идиот, что ли?
— Нет, просто он живет в другом месте, далеко. Но мы скоро встретимся в Военной академии.
— А-а-а, понятно, ты встречаешься только с блатными. Зачем ты тогда сюда пришла?
— Отдохнуть.
— Ну и отдыхай тогда!
Я и моргнуть не успела, как он отпустил меня и ушел, разозленный, и в растерянности замерла на месте, пока меня не оттеснили в сторону. Как же я могла так глупо упустить шанс узнать про Солда больше? Они ведь наверняка с этим Гав-гавом… то есть Нганравом, родственники.
— Чего скучаем? — спросил Артем.
Я повернулась к нему и нашла глазами Милу: она теперь танцевала с Гаррисоном, а к нам, покачиваясь, подошла Надя, распаленная танцами и алкоголем. Я сразу поняла: что-то будет.
— Бегаешь от меня? — спросила Надя у Темы заплетающимся голосом.
— Нет, конечно, ты чего? — ответил Тема. — Как дела?
Девушка посмотрела на него то ли с ненавистью, то ли с мукой, и перевела взгляд на меня.
— Нинка, я красивая?
— Красивая.
Надя пьяно расхохоталась, потом покачнулась вперед и упала на меня, я удержала девушку, но покачнулась под ее весом; Артем помог мне.
— Ты-ы-ы, — протянула она, взглянув на него глазами, полными слез и ненависти, — ты тоже думаешь, что я красивая?
— Да!
— Врешь, урод! Зачем я тебе, рыжая и конопатая, если есть эта центаврианка? Что, удобно устроился, Темочка? Радуешься, дерьмо собачье? Специально ее притащил, чтобы нам показать? Не мог не выпендриться, да?
Выговорившись, Надя сама себя обезвредила, мягко осев на песок; когда Тема попытался ее поднять, она метко плюнула ему в лицо.
— Когда нет никого, и с Надей позависать можно, а как кто появится – Надя пока, Надя прощай, да? Какой же ты тухлый, мерзкий…
— На-а-адь, — огорченно протянул Тема и стер плевок с лица, — что ты такое говоришь?
— Правду говорю…
Девушка легла на песок и, загребая его руками, начала реветь. Тема еще раз попытался поднять ее, но его грубо оттолкнул Горик.
— Шел бы ты отсюда,— сказал он и сам взял Надю на руки. — И бабу свою новую забери.
Мой дуралей-брат не нашел ничего лучше, чем дерзко спросить:
— Завидуешь?
— Жалею, — спокойно ответил Горик. — Агапа жалею, что брат у него такой идиот. Хоть бы у тебя, наконец, язык и конец отсохли: так бы меньше проблем приносить стал.
— Себя пожалей!
Я не могла отвести взгляда от ревущей пьяной Нади; меня тошнило, тошнило морально. Это ведь я все устроила, я Теме предложила привести сюда Милу… И я хотела стычки, хотела, чтобы центаврианка увидела младших во всей красе, чтобы испугалась, но испугалась сама: опьянение прошло, и я больше не видела окружающих людей в розовом свете, да и самой себе стала противна.
Народ только и ждал причины, чтобы побузить, и ею стала Надя, ревущая из-за Темы. Я взяла брата за руку и потянула за собой: пора уходить.
— Валите! — крикнул кто-то.