Повисло гнетущее молчание. Странности и Тулл – понятия несовместимые. Он открытый, но не простодушный, веселый и добрый человек.
— Я жду ответа. Чанд, ты в команде Тулла. Вы пробовали здешние фрукты или что-то еще? Пробовали как-то расслабиться?
— Никак нет, товарищ лейтенант. Мы не делали ничего того, что не связано с заданиями на практику.
— Уверен?
— Так точно, товарищ лейтенант.
— Не уверен! И это промах. Вспоминай хотя бы изредка, на каком факультете учишься. Если нет причины, по которой Тулл «напутал» утром, попадет всем, кто имел отношение к его зачислению. Он был признан психически и физически здоровым, сообразительным и внимательным. Его не раз проверяли. Так как же здоровый курсант мог совершить такой промах?
И снова молчание; на этот раз пауза затянулась минут эдак на десять. Мы стояли прямые и безмолвные, точно каменные истуканы, а кураторы ждали, у кого первого сдадут нервы. Солд начал прохаживаться, останавливаясь то возле меня, то возле Чанда, тем же занялся и центаврианин.
Это тоже не принесло результата. Нам было не по себе оттого, что кураторы сами не могут понять, что же случилось с Туллом, и требуют ответа от нас.
Остановившись у Чанда, кураторы начали мучить его расспросами; Солд задавал вопросы, а капитан изучал эмоции парня. Хорошо ли питался Тулл, были ли у него вспышки агрессии, как он вел себя вне занятий, выказывал ли он недовольство, доволен ли практикой? Чанд поначалу отвечал спокойно, а потом его ответы стали иметь явный саркастичный оттенок.
— Одно раздражение в ответах, — констатировал цент-куратор. — Надеюсь, Ветрова поможет нам больше.
Центаврианин встал немного в стороне, а Солд – напротив меня. Я начала догадываться, чего они хотят. У военных все должно быть четко: у каждого поступка должно быть обоснование. Если проступок совершил один из лучших курсантов группы и чемпион абитуры – обоснование просто обязано быть.
— Ты устала, Ветрова? — глядя на меня в упор, спросил Солд.
— Да, товарищ лейтенант.
— Так давай обойдемся без прелюдий. Что с Туллом не так?
— С ним все так.
— По твоему мнению, он был в полном порядке, нападая на хауми?
— Не могу знать, товарищ лейтенант. Полагаю, об это нужно спросить у самого Тулла.
— Он не дал внятного ответа. Как, по-твоему, здоровый адекватный парень мог спутать котоида с гибридом?
— Все порой ошибаются, товарищ лейтенант.
— Да, он мог спутать котоида с гибридом, но он не просто спутал, он напал, он был абсолютно уверен в том, что он видит гибрида! Сам Тулл так и не смог объяснить свой промах, а раз объяснения у него не будет, его ждут крайне неприятные проверки! — сказал цент.
— Ничего не случается просто так, — протянул многозначительно Солд. — Друзья замечают самые незначительные изменения друг в друге. Вы либо плохие друзья, либо лгуны, либо слепцы. Ни один из этих вариантов нас не устраивает. И все же, если принять, что вы его друзья, вы должны хотя бы придумать что-то, чтобы оправдать Тулла. Если вы не можете сказать правду, то должны выдать устраивающую всех ложь. Ну, есть варианты?
У меня есть вариант, и не такой уж абсурдный. Вдруг Тулл не ошибся, и котоид, которого он встретил, на самом деле гибрид? Кто этих хауми разберет: в их генах столько всего намешано, что точно и не скажешь, от кого что взято.
— А если Тулл не ошибся? — решилась произнести я.
— По-твоему, этот вариант не будет проверен?
Я промолчала.
Солд спросил еще раз:
— Значит, вы оба уверены, что Тулл вменяем и просто ошибся?
— Или не ошибся, — бросил цент, глянув на меня. — От вас мало проку, товарищи курсанты. Еще раз напоминаю: вы учитесь на факультете разведки и должны замечать все.
За все время нашего сотрудничества с хауми еще ни разу не было подобного инцидента. Даже если Тулл не ошибся, он не должен был нападать. Если вы вдруг встретите где-то гибрида, не вздумайте повторять ту же ошибку. Ясно?
— Так точно, товарищ капитан!
— Свободны!
Мы с Чандом быстро вышли из кабинета и, покинув главный корпус, начали обмениваться мнениями.
— Тебя не смущает, что на разговор вызвали только нас двоих, хотя об инциденте знают все курсанты из вашей команды? — спросила я.