Девушка заметила, что новость об инициации меня не вдохновила, и спросила:
— Ты что, боишься инициироваться?
— Нет, не боюсь, просто не хочу.
— Почему? — искренне удивилась она.
— Это все не для меня, — туманно ответила я; такой ответ Рэй не удовлетворил. Глядя на меня задумчиво, она задала неожиданный вопрос:
— Ты из военной династии?
— Можно и так сказать. Мой отец был военным.
— Был?
— Он погиб, сражаясь за Союз.
— Многие сыновья нашего Рода тоже погибли… Вы, земляне, легко относитесь к потерям?
— Почему ты так решила?
— Ты не пожелала ушедшему отцу покоя.
— А ты – своим родным.
На мгновение в черных глазах центаврианки я увидела что-то живое, настоящее, то, что принадлежит только Рэй, а не ее Роду. Но девушка очень быстро снова надела маску и спряталась за вежливой улыбкой:
— Лирианцы не одобряют такое отношение к ушедшим.
— И что? Мы же не лирианцы.
Рэй нахмурилась, после чего отошла от меня. Сочла, наверное, бессовестной…
К вечеру мы спустились в столовую. От утренних дикарей, бьющихся на пляже за коды, ничего не осталось: курсанты облачились в форму Военной академии, в которой прилетели на Хауми, а форма красит и прибавляет солидности. Правда, у многих лица покраснели от пребывания под светилами, а у кого-то были заметны синяки, полученные в бою за коды; у меня у самой на шее осталось «ожерелье» от рук Вилейна.
Все разбились по командам или группкам, я же осталась у лестницы одна. Тоскливо, когда не с кем перемолвиться словом… Эх, Слагор, на кого же ты меня оставил?
— Ветрова!
Я подскочила от неожиданности и оступилась; от падения меня спас Солд: он вовремя схватил меня за руку.
— Никогда не преграждай путь вышестоящему, — сказал куратор.
— Есть, товарищ лейтенант! — я шмыгнула в сторону.
Солд велел строиться и объяснил, что нам можно повеселиться, но осторожно: если кто уронит честь военных, того скормят котам-охотникам. После этого предупреждения мы направились строем к главному корпусу и вошли в банкетный зал, где нас встретил администратор Рис. Он пожелал нам хорошо отдохнуть и разрешил есть все, что хочется, пить, что захочется, ходить всюду, где захочется, купаться в бассейнах, пользоваться аэроступенями, посетить висячие сады, гладить хауми-охотников – в общем, все, но только сегодня вечером и ночью.
Первым делом мы набросились на еду во всем ее многообразии, которую для нас красиво расставили по столам (Солд при этом глаза закатил, но останавливать нас не стал). Наевшись, я откинулась на спинке стула и посмотрела по сторонам: курсанты либо набивали животы, либо накачивались спиртным, причем даже центавриане вели себя как оголодавшие.
Постепенно народ стал расползаться из банкетного зала, чтобы воспользоваться выдавшейся возможностью изучить территорию отеля и отдохнуть наравне с постояльцами. Я тоже встала со стула и, потирая довольно полный живот, вышла из зала.
Сытая, я неторопливо дошла до висячих садов, основой для которых послужили нижние ярусы полуразрушенного Дома жизни. Сейчас эти ярусы – просто платформы с почвой, площадки для садов, а когда-то они были местом силы. Оглянувшись и не приметив рядом никого, я зашла на первый ярус.
М-м-м, как же здесь здорово пахнет, почти как дома, у нас на ферме: тропическая удушливая сладость, дурманящий влажный запах земли, дразнящие цитрусовые нотки… Я закрыла глаза и глубоко вдохнула; рецепторы распознали еще одну ноту: солоноватую, морскую…
Резко открыв глаза, я увидела Ли Малейва. Центаврианин стоял у колонны совсем рядом и молча на меня смотрел.
— Следишь за мной? — прямо спросила я.
— Нет.
— Следишь, лгун! — не поверила я. — Что, снова пришел о дядюшке предупредить?
— Что ты сейчас ощущаешь? — спросил он.
— Досаду!
— Я не о том. Я об энергиях. Ты что-то ощущаешь сейчас?
В полумраке я не видела выражения глаз Ли, но была уверена – он явился сюда не шутить надо мной. Да и слишком задумчивым показался мне его голос. Прислушавшись к себе, я ответила:
— Ничего не ощущаю.