— Нет, не меняют, просто обнажают то, что ранее было скрыто.
Я фыркнула.
— Один поцелуй – и сразу связь, — продолжил размышлять Малейв. — Это очень интересная реакция… Ну же, Нина, признай, что тебе тоже хочется изведать, каково нам будет в постели и как проявит себя дальше наша связь.
Я еще раз фыркнула. Он о постели заговорил!
— Товарищ высокородный центаврианин, идите-ка вы подальше со своими предложениями!
— Никуда я не пойду, пока ты не ответишь, почему так лицемерно себя ведешь.
— Я?! Это ты лицемер!
— Аргументируй. Или не можешь?
— Еще как могу! Ты прикидываешься милым и добрым со мной, когда тебе это выгодно, а как только выгода кончается, становишься чопорным морозильным автоматом… да и не хочу я тебе ничего объяснять, просто не подходи ко мне больше, понятно?
— А если я отвечу, что странности моего поведения вызваны тем, что ты мне очень нравишься? — протянул Малейв, по-кошачьи склонив голову набок. — Да, нравишься, и понравилась сразу, с первой встречи.
— Раз я понравилась тебе сразу, что же ты не начал ухаживать за мной по-настоящему? К чему были все эти проверки, неожиданные появления? Ты мог бы помочь мне, Малейв! Мог бы оградить от всего этого, от тестов и проверок! Ты бы не отправил меня в Военную академию, если бы я тебе нравилась!
— Вот как раз потому, что ты мне понравилась, я и отправил тебя туда, — заявил Ли, шагнув ко мне. — Братья тебя испортили: растили, как один из цветочков с фермы. А что требуется от цветочков? Цвести и радовать глаз. Но ты не цветочек. Ты – ленивая, изворотливая, подозрительная землянка!
— Ах, мы уже перешли к оскорблениям?
— Это не оскорбление, а констатация факта.
— Мерзкий цент!
— Да, — согласился он без возражений и хмыкнул: — А ты идеал? Бедная девочка: мерзкий цент загнал тебя в академию, чтобы только поиздеваться, а плохие-плохие преподы кричали на несчастную тебя и требовали, чтобы ты развивалась и училась. Лишили тебя права лежать на пляже и нюхать цветочки на ферме, подонки такие. Напомнили о том, что спящие убивают, и что ты со своей устойчивостью можешь многих спасти. Кстати, подлые центавриане приютили не только твою семью, но и тысячи других семей, дали им право жить и работать на Горунде. Но беженцы не хотят работать – они хотят только купаться в море и получать пособия!
— Может быть, многие другие и не хотят работать, но не наша семья! Мы никогда не были обузой для Федерации!
— К старшим Ветровым нет претензий. Но ты и Артем – прожигатели жизни. И таких, как вы, очень много.
— Прожигатели? — оскорбилась я. — А вы, центавриане, вы… — мне хотелось ляпнуть что-то грубое про всю его расу, но обвинения нашлись только против самого Малейва: — Ты сам сказал: если я захочу улететь на Еву-2, меня не отпустят и заставят работать на станции связи «батарейкой»! Это, по-твоему, соответствует морали Союза? Это, по-твоему, достойно старшей расы?
— Работа на станции сложна, но отлично оплачиваема, и отпуска порой длятся по сезону. О своих гражданах мы заботимся. А вот содержать ораву жадных разленившихся беженцев мы не имеем желания!
— Значит, ты сгустил краски, чтобы я поступила! Лгун! Цвин рогатый!
— Что тебя так злит? То, что я заставил твои мозги, разнеженные бездельем, заработать? Или то, что я подсказал тебе, где ты сможешь применить с пользой все свои качества? Или, может быть, то, что я вижу, кем ты являешься, а не то, кем хочешь казаться?
— Я не хочу с тобой говорить! Оставь меня в покое, Малейв!
— Я уйду, но покоя не будет, Нина, ни у тебя, ни у меня. Энергетическая связь себя проявит. Отношения между нами начались, хочешь ты этого или нет.
— Как начались, так и закончатся! Я не хочу с тобой никаких отношений!
Так мы и стояли напротив друг друга, одинаково заведенные, но отнюдь не в хорошем смысле, пока на моем инфобраслете не высветился символ «зерна». Ли стрельнул взглядом на символ и проговорил с деланым равнодушием:
— Иди. Тебя ждут.
И я ушла, радуясь так кстати подвернувшемуся поводу.
Глава 6
На браслете высветились место и время, к которому следует явиться на инициацию, но я была неспособна думать ни о чем, кроме Малейва. Добежав до парка, я плюхнулась на скамейку; меня колотило.