— По крайней мере, ты можешь смеяться. Это хорошо.
— Скажи хоть, чего мне ждать?
— Полного ухода от тебя, от всех. Со временем он полностью утратит контакт с обществом. Не исключены и опрометчивые поступки. К примеру, публичные заявления против Чена.
— Нет!
— Или он оборвет все старые связи, уйдет от тебя, а затем возродится в новой системе ценностей.
— И вновь обретет счастье?
— Безусловно. Станет счастливым, но не сможет принести никакой пользы Второй Академии. И при этом превратит тебя в злобную старую каргу, если только ты такой еще не стала.
— Так ты думаешь, что я остаюсь человеком лишь благодаря Лейелу?
— По большей части, да. Он — твой предохранительный клапан.
— В последнее время — нет.
— Я знаю.
— Я стала такой ужасной?
— Пока мы можем тебя терпеть. Дит, если мы хотим когда-нибудь править человечеством в уверенности, что мы этого достойны, не следует ли нам для начала научиться быть добрее друг к другу?
— Что ж, я рада предоставить тебе возможность проверить свое долготерпение.
— И я рада. Пока мы работаем очень даже неплохо, не так ли?
–. Пожалуйста, ты специально тянешь с прогнозом?
— Есть такое. Все, что я сказала, — правда, но ты знаешь не хуже моего, что причинно-следственных моделей поведения столько же, сколько и людей.
— Причина, вызванная неким поступком, приводит к другому поступку, который является следствием этой причины. Уколом гормонов здесь не обойтись.
— Дит. Он же не знает, кто он для нас.
— Могу я ему помочь?
— Да.
— Как? Что я должна сделать?
— Это только догадка, поскольку я с ним еще не говорила.
— Разумеется.
— Ты проводишь дома слишком мало времени.
— Не могу там находиться. Он все время молчит.
— Отлично. Приводи его сюда.
— Он не пойдет.
— А ты его подтолкни.
— Мы практически не разговариваем. Не знаю, прислушается ли он ко мне.
— Дит. Ты сама написала: "Общности, которые налагают на своих членов минимум или никаких обязательств, не могут рассчитывать на их верность. При прочих равных условиях членов общности, которые чувствуют, что без них общности не обойтись, отличает наибольшая преданность".
— Ты это запомнила?
— Психостория — это психология планетарного населения, но население любой планеты может классифицироваться только как общность. Статистические закономерности, выведенные Селдоном, могли предсказать будущее лишь для одного-двух поколений, пока ты не опубликовала свои теории общностей. А все потому, что статистика не может охватить и причину, и следствие. Статистика говорит нам, что произошло, но не объясняет, почему, не показывает результата. Через поколение или два существующая статистика тихо отомрет, станет никому не нужной, потому что возникнут совсем другие общности с новыми параметрами. Твоя теория дала нам возможность предсказать, какие общности выживут, какие будут расти, какие — хиреть.
Нашим прогнозам стали подвластны и пространство, и время.
— Гэри никогда не говорил мне, что использует теорию общности в своих основных расчетах.
— Как он мог тебе об этом сказать? Ему приходилось балансировать на лезвии ножа: с одной стороны, подтверждать своими публикациями важность психостории для будущего Империи, с другой — дозировать информацию, чтобы вне Второй Академии никто не смог продублировать или продолжить его работу. Твоя теория была краеугольным камнем, но сказать тебе об этом он не мог.
— А сейчас ты говоришь мне об этом, чтобы поднять мне настроение?
— Конечно. Именно поэтому. Но мои слова — правда, потому что ложь настроения тебе не поднимает, так? Статистика — это годовые кольца на срезе ствола. Они многое скажут об истории. Скажут, сколько питательных веществ получало дерево, когда была засуха, когда — наводнение. Но эти кольца не скажут, сколько на дереве было ветвей, какие из них развивались лучше, какие — хуже, какие тянулись к небу, а какие — отмирали.
— Но ты же не можешь определить количество общностей, не так ли? В их основе легенды и ритуалы, которые связывают людей.
— Вот это нам как раз под силу. В своей работе мы сильны, Дит. Так же, как и ты. Так же, как и Лейел.
— У него важная работа! В конце концов, истоки человечества — вопрос исторический.
— Ерунда, и ты это знаешь. Лейел оставил за скобками исторические вопросы, его интересует совсем другое. Принципы, по которым жизнь людей можно отдифференцировать от жизни других особей. Если он их найдет… Разве ты не понимаешь, Дит? Тогда человечество будет воспроизводиться на любой планете, в любой семье, в любом индивидууме. Мы рождаемся животными, и мы учим друг друга становиться людьми.
Каким-то образом. И очень важно определить, каким именно. Важно для психостории. Важно для Второго основания. Важно для человечества.
— Значит… твоя забота о Лейеле — не чистый альтруизм.
— Мы заботимся о Лейеле. Так же, как и ты. Хорошие люди всегда заботливы. И добры.
— Это все? Лейел — обычный человек, у которого возникли сложности?
— Он нам нужен. Не только тебе. Нам.
— О, о…
— Чего ты плачешь?
— Я боялась… что веду себя эгоистично… так тревожась из-за него… отнимая у тебя время.
— Наверное, ты никогда не перестанешь удивлять меня.
— Наши проблемы… были только нашими проблемами. Но теперь они не только наши.
— Для тебя это так важно? Скажи мне, Дит… Ты действительно так ценишь эту общность?
— Да.
— Больше, чем Лейела?
— Нет! Но очень ценю… и поэтому виню себя в том, что тревожусь о нем.
— Иди домой, Дит. Сейчас же иди домой.
— Что?
— Твое место там. Это заметно по твоему поведению в последние два месяца, которые прошли после смерти Гэри. Ты стала нервной, раздражительной, и теперь я знаю почему. Ты злишься на нас за то, что мы держим тебя вдали от Лейела.
— Нет, это мой выбор, я…
— Разумеется, это твой выбор! Это твоя жертва во благо Второй Академии. Вот я и говорю тебе — излечить Лейела куда важнее для претворения в жизнь плана Гэри, чем твоя повседневная работа в Библиотеке.
— Ты не выгоняешь меня?
— Нет, я просто прошу тебя уделять меньше времени работе. И постарайся выманить Лейела из квартиры.
Ты меня понимаешь? Потребуй этого! Вновь наладь с ним самые тесные отношения, иначе мы его потеряем.
— Привести его сюда?
— Не знаю. В театр. На стадион. На танцплощадку.
— Мы никогда там не бывали.
— А чем вы тогда занимались?
— Научными исследованиями. Обсуждали их.
— Отлично. Приведи его в Библиотеку. Займитесь исследованиями. Обсудите их.
— Но ему придется встречаться с людьми. Он наверняка увидит тебя.
— Хорошо. Хорошо. Мне это нравится. Да, пусть приходит сюда.
— Но я думала, что мы не должны посвящать его в тайны Второй Академии, пока он не будет готов к тому, чтобы принять участие в реализации планов Гэри.
— Я же не говорила, что ты должна представлять меня как Первого спикера.
— Нет, конечно, не говорила. О чем я думаю? Конечно, он может познакомиться с тобой, познакомиться со всеми.
— Дит, послушай меня.
— Да, я слушаю.
— Хорошо, что ты любишь его, Дит.
— Я это знаю.
— Я хочу сказать, хорошо, что ты любишь его больше нас. Больше, чем любого из нас. Больше, чем нас всех. Ну вот, ты опять плачешь…
— У меня…
— …словно гора упала с плеч.
— Как тебе удается так хорошо меня понимать?
— Я знаю лишь то, что ты мне показываешь и что говоришь. Это все, что нам известно друг о друге. Помогает только одно: долго лгать о том, какой он или она на самом деле, не может никто. Даже себе.
Два месяца Лейел, отталкиваясь от статьи Маголиссьян, пытался найти связь между языковыми исследованиями и истоками человечества. Разумеется, сие означало многонедельные пролистывания старых, никому не нужных статей и монографий, которые раз за разом указывали, что языковым центром Империи на протяжении всей ее истории был Трентор, хотя на серьезном уровне никто не видел в Тренторе ту самую планету, на которой зародилось человечество. Вновь Лейел отказался от поисков конкретной планеты: он хотел найти закономерности, уникальные события его не интересовали.