12 апреля на стол вождя лёг переведённый с немецкого точный текст директивы № 6 «О плане операции «Цитадель» немецкого Верховного командования, завизированный всеми службами вермахта, но ещё не подписанный Гитлером (он подписал его только через три дня). Эти данные были получены разведчиком, настоящее имя которого остается неизвестным, однако предполагается, что он являлся сотрудником Верховного командования вермахта (или, возможно, был личным фотографом Гитлера).
Как вспоминал позднее «маэстро спецопераций» П.А. Судоплатов, информацию о предстоящем немецком наступлении подтвердил и советский разведчик Николай Иванович Кузнецов, который под видом старшего лейтенанта вермахта записался на прием к гауляйтеру Эриху Коху, главе администрации Польши и Галиции. Кузнецов должен был ликвидировать фашистского наместника, а поводом для записи на прием была версия о получении разрешения на якобы предстоящую женитьбу немецкого офицера на фольксдойче. В разговоре Кох порекомендовал Кузнецову как можно скорее возвращаться в свою часть, потому что возле Курска должно начаться в ближайшее время крупное наступление. Кузнецов принял решение не убивать Коха, чтобы иметь возможность незамедлительно вернуться в отряд и передать срочную радиограмму в Москву. По заданию Ставки информацию о подготовке немцами стратегической наступательной операции была перепроверена и подтверждена посланными в оккупированный Орел разведчиками Алексахиным и Воробьевым.
Но точного часа начала операции «Цитадель» нашему командованию известно не было. На 3 июля знали, что немецкое наступление начнется между 4 и 6 июлем. Решил случай. В ночь на 5 июля лейтенант Иван Мелешников со своей разведгруппой взял на Курской дуге «языка» – сапера 6-й немецкой пехотной дивизии, который на допросе и сообщил точный час начала операции. Через считанные минуты об этом было доложено командующему Центральным фронтом генералу армии К.К. Рокоссовскому, а через полчаса об этом знали и в Москве. Поскольку сведения сапера подтвердили и уточнили полученные ранее данные, было принято экстренное решение провести мощную артподготовку – ударить по изготовившимся для наступления войскам противника. Именно этот артудар сыграл огромную роль в отражении первого натиска врага и в итоге повлиял на исход Курской битвы. С момента Курской битвы стратегическая инициатива перешла к советским войскам. Все поняли, что это – перелом. Именно тогда, под Курском и Орлом, впервые появились столбы, установленные солдатами: «До Берлина 1958 километров».
Немецкие солдаты в Орле. Весна 1943 г.
Курская битва преподносилась советскими историками как величайшая победа нашего командования. Однако события развивались не так уж гладко. Во время Курской битвы у нас было преимущество в людской силе (1,4 солдата против каждого немца) и в технике (2 к 1). Начинали наступление немцы, а военная наука гласит, что наступающая сторона обычно теряет больше, чем защищающаяся. Логично предположить, что немецкие войска понесли большие потери, чем наши. Но произошла та же вещь, что и при нападении Гитлера на СССР. За весь период Курской битвы (5 июля – 23 августа) немцы потеряли убитыми и ранеными 500 тысяч человек, а наши – 863 тысячи. Данные официальные, потому, вполне вероятно, что заниженные. Некоторые историки даже считают, что Курская битва была выиграна благодаря Гитлеру. Именно он 13 июля, вызвав командующего группой армий «Юг» Манштейна и командующего группой армий «Центр» Клюге в ставку, заявил им, что в связи с тем, что в Италии после высадки союзников (10 июля) сложилась сложная обстановка, необходимо направить туда часть сил с Восточного фронта и прекратить операцию «Цитадель». 17 июля у Манштейна отобрали 2-й танковый корпус СС, а 18 июля – еще 2 танковые дивизии. Естественно, что от запланированных ударов ему пришлось отказаться. Манштейн потом утверждал, что это было сделано накануне победы: 2 его армии нанесли нашим войскам урон в 85 тысяч человек, в том числе 17 тысяч убитыми, 34 тысячи пленными. Собственные потери Манштейна составили 20 720 человек, в том числе 3330 убитыми. Только 23 июля немцы отошли на позиции, с которых они начали наступление 5 июля. Не лучшим образом проявили наши военачальники и в сражении под Прохоровкой (12 июля). Кстати, именно на Курской дуге советские солдаты впервые стали свидетелями публичных казней дезертиров через повешение.
Как вспоминал позже А.М. Василевский: «Посоветовавшись с Ватутиным, мы решили в ночь на 5 июля провести предусмотренную планом артиллерийско-авиационную контрподготовку, которая, как выяснилось позднее, дала исключительный эффект… Многими фашистскими командирами сильная контрподготовка была принята за начало нашего наступления».