— Какое?
— Давай поменяемся местами. Ты на КП — связным, а я в армию — корреспондентом. Идет? Думаю, редактор согласится.
— Нет уж, дудки, мне не по нутру тихая заводь!
— О, брат…
Седлецкий вытер платком потное лицо и принялся разоружаться. Он поставил в угол автомат и, положив на подоконник сумку с гранатами, подошел к Вере.
— А что у вас за книга? А-а-а… «Ромео и Джульетта»! Недавно я встречал подобную парочку… — И незаметно следя за девушкой, он обратился к Гайдукову. — Жилье у тебя в общем неплохое, но у Дмитрия с Катей куда лучше. Какая у них просторная землянка!
Гайдуков вопросительно посмотрел на Седлецкого. Но тот, как ни в чем не бывало, принялся расхваливать Катины обеды.
— Ты знаешь, — весело говорил Седлецкий, — я прожил у них два денька, ну как у Христа за пазухой.
Вера почувствовала, что слова Седлецкого как-то сразу отняли у нее силы, спутали мысли. Ей стоило большого труда овладеть собой, принять скучающий вид и уйти из комнаты.
Проводив девушку взглядом, Седлецкий подумал: «Я, кажется, попал в точку».
Наташа, быстро перелистав «Огонек», вышла на крыльцо. Она позвала подругу. Но та не откликнулась. На звук голоса из будки выскочил толстый щенок и, завиляв хвостиком, снова нырнул в тень. Наташа сбежала по ступенькам, пошла в сад.
Вера сидела на скамейке, опустив голову. Она медленно разрывала на мелкие куски неотосланное письмо.
Наташа присела рядом. Несколько минут длилось тягостное молчание. Вера собрала обрывки письма, бросила их в кусты. Наташа придвинулась к подруге и заглянула в глаза.
— Ты любишь Дмитрия, да?
— Очень, но он этого и не знает.
— В жизни так случается…
— Тяжело, но что поделаешь?! Сейчас у меня, Наташенька, такое состояние, словно я заблудилась в дремучем лесу. Впереди ни тропинки, ни просвета.
— Ты совсем упала духом.
— Наташенька, больно.
— Ты мне никогда не говорила о своей любви.
— Стеснялась. А почему? Сама не знаю.
— Ты не переживай, надо все проверить, — принялась утешать подругу Наташа. — Может быть, и Дмитрий любит и хочет увидеть тебя.
— Нет, Наташенька, Седлецкий слишком ясно сказал.
— Мне кажется, Катя никогда не питала к Дмитрию каких-то особых чувств. Да и сам Дмитрий относился к ней всегда как товарищ.
— Милая моя Наташенька, — вздохнула Вера. — А разве ты думала, что я люблю Дмитрия? — Она встала и взяла подругу за руку. — Ну что ж, пойдем… Нам надо возвращаться…
Подруги, обнявшись, вышли из сада. Гайдуков, увидев их, с шумом распахнул окно:
— Заходите, девушки, мы же так редко видимся, хочется поговорить.
— Уже все сказано, — пошутила Наташа.
— Александр пишет?
— Вчера получила сразу открытку и письмо.
— Он скоро приедет в редакцию.
— А молчит, даже не написал об этом.
— Он хочет появиться неожиданно. Так заходите, друзья, в дом.
Отстранив Гайдукова, Седлецкий почти по пояс высунулся из окна.
— Девушки, угощаю трофейным шоколадом!
— Суррогатом? Нет уж, спасибо… — поморщилась Наташа.
— Наташа, вы можете стать поэтессой. Вам легко дается рифма, — прижав руку к груди, улыбнулся Седлецкий, — так заходите же!
— Нас в редакции ждут, мы должны спешить.
— Я провожу, не торопитесь, устрою на попутную машину, а то вы простоите на дороге до вечера.
— Не беспокойтесь, Семен Степанович, нас возьмут, — быстро проговорила Вера.
— Фу-ты ну-ты, шины дуты, — провожая девушек взглядом, произнес Седлецкий и прикрыл окно.
— Не закрывай, Семен, душно. — Гайдуков приблизился, положил ему на плечо руку. — Ты, брат, новость привез… Значит, Дмитрий женился?
— Нет. Я этого не утверждаю.
— Как так?
— А так… Я хвалил землянку, Катины обеды. И только.
— Подожди, ведь ты же ясно намекал.
— На женитьбу? Вот уж чепуха! — рассмеялся Седлецкий.
— Ты пошутил, а девушки могли принять всерьез…
— И теперь в редакции распространится слух о влюбленной парочке? О новом Ромео и новой Джульетте? И сам полковник Тарасов вызовет Дмитрия и потребует объяснения? Не так ли? Ты, Виктор, боишься даже намека на любовь. Любовь на фронте? Это же крамола! Человек на войне должен заглушить все чувства и со счастливой улыбкой получать одни только пулевые ранения.
— К чему эта ирония? — пожал плечами Виктор. — Ты, Семен, не будь лисой. Нос в норе, а хвост в стороне…
Седлецкий готов был вспылить, но в комнату вошел художник Гуренко.
— Вот и я, здравствуйте!
— Маэстро! — обрадованно воскликнул Гайдуков. — А я уже собирался посылать вторую телеграмму. Ну, как добирался?