— Друзья, вот картинка: Седлецкий едет на попутной машине в армию. Рядом сидят незнакомые бойцы и офицеры. Им хорошо видна надпись на автомате. Так вот кто их спутник! Читайте, завидуйте, — рассмеялся Бобрышев. — Едет фронтовая знаменитость!
— Это мое личное дело! — выкрикнул Седлецкий.
Вошел шофер. Все замолчали. Ковинько нарезал хлеб, Гайдуков достал из шкафа самодельные бумажные салфетки и пригласил товарищей к столу. Ели вяло, без аппетита. Разговор не ладился. Молча распили бутылку кагора, но и вино не подняло настроения.
Гайдуков злился на Седлецкого. «Черт возьми, одна капля дегтя — и все испорчено». Все же он попытался развеселить компанию и рассказал новый анекдот о военторге. Анекдот был довольно остроумен, но встретили его равнодушно. До конца обеда Виктору так и не удалось разбить ледок натянутости и принужденности.
Ковинько внес в комнату сиденье от машины и потертую спинку дивана.
— Это же превосходно! — Бобрышев потрогал рукой пружины. — Постель обеспечена. Теперь ночи короткие, да и некогда залеживаться. Мне с Юрием Сергеевичем ехать в одном направлении. Мы уйдем до рассвета, ночью больше попутных машин.
— Если хочешь, Ковинько подбросит вас до контрольно-пропускного пункта, — предложил Гайдуков.
— А зачем? Здесь каких-нибудь пять минут ходьбы, — возразил Бобрышев.
— Так где же мы устроим капитана Седлецкого? — обратился Гайдуков к шоферу.
— Не беспокойтесь, товарищ капитан в обиде не будет. — И, почесав затылок, Ковинько достал из шкафа плащ-палатку. — Устроим…
На рассвете Гайдуков услышал сквозь сон, как Седлецкий, сопя, топтался у стола. Потом что-то упало, звякнуло и с шумом покатилось. Майор открыл глаза.
— Ты что тут?..
— А, черт! — распахнув окно, Седлецкий швырял в кусты какие-то предметы.
Гайдуков вскочил с кушетки. Он никогда не видал поэта таким разъяренным. Его волосы были взъерошены, глаза сверкали.
— Ах, черт, ах ты, черт! — восклицал Седлецкий. В окно летели банки из-под консервов и щербатые горшки. На одном из горшков Гайдуков прочел надпись: «Поэту Седлецкому от благодарных жителей Свободы». У Виктора запрыгали кончики усов, он расхохотался.
— И ты с ними заодно? Задумали меня разыгрывать… — Седлецкий схватил последний горшок, швырнул его в сад.
И тотчас в комнату ворвался грохот бомбежки. Задребезжали стекла, с потолка посыпалась штукатурка. Седлецкий пригнулся от неожиданности, вобрал голову в плечи.
— Что это?
— Кажется, началось…
Тяжелое громыхание повторилось. Все двери захлопали. Казалось, невидимки вошли в дом. В сенях испуганно закрестилась хозяйка.
— Матерь божья, заступница наша… Спаси и помилуй! — продолжая креститься, старуха выбежала во двор.
Корреспонденты выскочили на крыльцо. С чердака по приставной лестнице не спустился, а съехал Ковинько. Он подтянул ремень.
— Машину заводить?
— Не торопись… — Гайдуков из-под ладони всматривался в небо.
На востоке оно было нежно-розовое, на западе — плавали в синеве серые дымки. Отрывисто били зенитки. Высоко над головой сверкали частые вспышки. Они казались багровыми кляксами. Небо наполнилось металлическим гулом.
Как ни старался Виктор, но увидеть самолеты не удавалось.
— Бомбят с большой высоты… — Он спрыгнул с крыльца, повернулся к шоферу. — А давно ушли Бобрышев и Гуренко?
— В полночь.
— Молодцы, словно чувствовали… Теперь они проскочили.
— Нам необходимо действовать, — возбужденно заговорил Седлецкий. — Все ясно. Битва началась.
— Прежде всего надо выяснить обстановку.
— Ты прав, сходи в штаб.
— Хорошо, ждите меня. Я быстро справлюсь…
Из кустов выскочила черная дворняжка и, нагнав в саду Гайдукова, стала к нему ласкаться. Вдруг собака поджала хвост и, повизгивая, побежала к щели. «Знает, куда прятаться». Виктор замедлил шаг, прислушался. «Нет, кажется, все в порядке». Едва он успел закурить, как зенитки, охранявшие штаб, открыли огонь. Над садом повисли темные барашки облачков. Рассекая листву, на дорожку посыпались осколки. Гайдуков быстро перебегал от дерева к дереву.
Седлецкий стоял на крыльце и хорошо видел, как из-за облака вынырнул самолет.
— Смотри, Ковинько, «Мессершмитт-110».
— Это он!
Зенитчики усилили огонь. Затаив дыхание, Седлецкий следил за разрывами.
— Ну-ка, еще раз, дайте ему, хлопцы, — шептал Ковинько.
Удаляясь, самолет взял курс на монастырь и неожиданно спикировал.
— Ишь, завыл дьявол, отбомбится и уйдет. Тоже мне зенитчики. Огонь! Три лаптя левее солнца… — раздраженно выкрикивал Ковинько.