«Нет, Зойка, я далеко не герой, равняться на меня не следует…» — качает головой Байкодамов. На душе у него осадок горечи, чувство неудовлетворенности и тревоги.
Четыре вылазки кончились неудачно. Разведчикам не помогла ни дымовая завеса, ни смелый бросок через колючую проволоку с помощью плащ-палаток, ни внезапный налет на пулеметное гнездо. Не смогли они бесшумно проделать проходы в проволочных заграждениях. Едва потемнеют овраги и гряду высот окутают сумерки, противник устраивает засады, усиленно освещает местность ракетами. Малейший шорох, подозрительный куст в нейтральной зоне вызывают огневые налеты.
— Разведка — это терпение, — ободряя гвардейцев, часто говорит лейтенант Синенко.
«Все это правильно, — про себя рассуждает Байкодамов. — Но только и терпению приходит конец. Стыдно после ночных поисков возвращаться с пустыми руками».
Похудел и осунулся Брагонин. У Коренихи под глазами появилась синева. Не играет Солбиев с Прохоровым в домино… Забыты шахматы. Хмурый Абашидзе точит кинжал и тянет без конца одну и ту же песню.
— О чем поешь?
— Понимаешь… на Кавказе молодая лошадка бегает по горам…
— И долго она будет бегать?
— Пока «языка» не поймаю, — не глядя на Байкодамова, отвечает Абашидзе. И снова поет и точит.
Байкодамов слышит, как скрипят деревянные ступеньки. Не оборачиваясь, он знает — это поднимается Корениха, а за ним не идет, а взлетает по лесенке бывший матрос торгового флота — Жигалко.
— Ты что, Есет-кисет, нос повесил?
— Я? Нет… А вам, Остап Корнеевич, привет от комсомольцев.
— Привет? — удивляется Корениха. — От каких комсомольцев?
— Я написал о вас своим школьным друзьям…
— Наверное, так расписал, дай боже!
— Разведчик Корениха скользит, как легкая тень. Он невидимка!
— Ты брось, Жигалко…
— Остап Корнеевич, так о вас в газете было сказано.
— Было, да сплыло… Я вчера, знаешь, какого сраму натерпелся? Начальник штаба корпуса генерал Черников сказал: «Вот он, Корениха, парторг разведчиков, полюбуйтесь, вся грудь в орденах и медалях, а контрольного пленного достать не может». А в блиндаже, кроме Черникова, и комкор и начальник политотдела армии полковник Ковальчук. Я стою и краснею. Полковник говорит: «Враг может каждую минуту перейти в наступление. А вы, Корениха, парторг да еще разведчик…» И тогда я шагнул вперед, взял под козырек и сказал: «Будет язык, приведем контрольного пленного. Это говорит парторг Корениха, кавалер четырех орденов. Так и будет!» Генерал Курбатов похвалил: «Вот это речь гвардейца-разведчика!» — Корениха достает карманное зеркальце и завернутую в тряпочку жженую пробку. — Ну, хлопцы, теперь так: пойдем в разведку — или голова в кустах, или фриц в руках! Не подведете?
— Не подведем!
— Так вот… — Корениха садится на землю, мажет жженой пробкой лицо и руки. — Вроде как трубочист… так оно незаметней…
— Скоро в разведку, надо и мне загримироваться. Разрешите, Остап Корнеевич, вашей пробочкой воспользоваться.
— Бери и зеркальце.
— Хорошо Байкодамову, к нему густой загар пристает… Слышь, Есет, ты черней спелой вишни, а нам с Остапом Корнеевичем без этой пробки не обойтись. — Рассматривая в зеркальце свое лицо, Жигалко вздыхает: — Если строго разобраться, то вчера из-за пустяка сорвалась разведка. Не мы виноваты — саперы.
— Немцы новинку применили.
— Какая там новинка, Есет, чепуха! Мы действовали неосмотрительно. Сами себя в лапти обули. Я этого сапера хотел за руку схватить, я с ним рядом лежал, да не успел. Перерезал он ножницами вместе с колючей проволокой гладкую, стальную, натянутую, как струна. Эх, мать честная! Как пошла она извиваться, шуметь. Затрезвонило проволочное заграждение. Тут немцы дали нам пить…
— Как же сапер не подумал?
— Перерезал он, Есет, нечаянно… Да нам от этого не легче… Мелочь разведку сорвала, — снимая сапоги и надевая парусиновые ботинки на веревочной подошве, кряхтит Жигалко.
— В разведке надо соблюдать одно золотое правило, оно всегда приносит успех, — замечает Корениха.
— Какое? — допытывается Байкодамов.
— Не делать того, чего ожидает противник.
— Я, Остап Корнеевич, вспоминаю многие вылазки: на Северном Донце, на Дону, под Сталинградом. Помните станицу Сиротскую, как мы в шугу на лодке Дон переплыли? По веревочной лестнице на скалу взобрались, часового сняли?