— Нет, я помню — она назначена на два тридцать. Это хорошо знает и господин русский генерал.
«Да, теперь знает и господин русский генерал», — подумал про себя Курбатов. Он задал еще несколько вопросов и, выслушав ответы, приказал конвоирам отвести пленного в разведотдел.
— Пошли, фриц, Гитлеру капут, — усмехнулся Корениха. Но пленный молчал. — Ишь ты, какой, больно тебе с «фюрером» расставаться, — уже сердито добавил разведчик.
Павел Филиппович встал и с облегчением вздохнул. То, на что была направлена воля тысяч людей, работа штабов и разведок, только что до странного просто свершилось в этом блиндаже.
— Вы, Лука Фомич, немецкий язык знаете не хуже меня. Все слышали и поняли?
— Да, надо предупредить штаб фронта. Давайте составим текст шифровки. — Черников сел за стол, быстро набросал телеграмму. Он вызвал по телефону начальника связи и приказал ему немедленно отправить донесение. Потом начштаба передал трубку Курбатову. — Вас просит комдив-два.
— Слушаю. Добровольно сдался? Интересно… Жду.
Немецкого солдата Альфреда Мейера генерал Курбатов встретил приветливо и, беседуя с ним, угостил чаем.
Мейер принес новые важные сведения. Рядом с 6-й пехотной дивизией гитлеровцев появилась 9-я танковая, а в ближнем тылу сосредоточились батальоны 12-й танковой и 10-й моторизованной. Мейер подтвердил все, что было известно Курбатову о замыслах гитлеровского командования.
Белокурый немец волновался. Сам не замечая того, он мял пальцами хлебный шарик. Все, что его мучило, о чем он долго думал на Восточном фронте, вдруг прорвалось, вылилось наружу.
— Четыре года тому назад я готовился занять место сельского учителя. — Мейер грустно улыбнулся. — Но война помешала мне. Десятого мая сорокового года в пять часов тридцать минут я перешел люксембургскую границу. Наш корпус легко преодолел на своем пути бельгийские укрепления, форсировал реку Маас и под Седаном прорвал линию Мажино. Затем стремительно через Сен-Катен вышел на нижнюю Сомму, а потом на побережье Ла-Манша захватил морские крепости Булонь и Кале. — Альфред вздохнул, помешал ложечкой чай. — Надо сказать правду: я никогда не разделял взглядов коммунистов и не читал их литературы. На Западном фронте у меня были друзья все партейгеноссе[2]. В то время я думал: «Германия превыше всего и да здравствует наш фюрер!» После успеха на Западе мне не хотелось думать о том, что война может затянуться и охватить Восток. Но офицеры уже говорили нам: «Солдаты! За семнадцать дней мы прошли шестьсот километров и раздавили Францию. Будем готовиться к новым победам!» Вскоре Гитлер приказал перевести наш корпус в Польшу, придвинуть его к русской границе. И тут я понял, что не скоро увижу Марту, свою невесту, и родителей. — Лицо Альфреда раскраснелось, глаза блестели от гнева. — Как только наши войска перешли русскую границу, командир роты ознакомил солдат с инструкцией главного командования. Она отменяла обязательное применение военно-уголовных законов к военнослужащим германской армии, повинным в убийстве и грабеже мирного населения. В России я увидел замученных, расстрелянных, задушенных, повешенных, сожженных детей, женщин и стариков. Однажды я нашел русскую листовку, прочитал ее и задумался. Она поколебала мою веру в «блицкриг». А тут начались затяжные бои у Мценска, русские танкисты опустошили наши пехотные роты. Наступила зима, а с ней усилились страдания и муки наших солдат. У нас не было теплой одежды, мы мерзли в окопах. От мороза пальцы на руках и ногах покрывались волдырями. Солдаты между собой говорили: «Одному только богу известно, как сложится обстановка в дальнейшем». В ту зиму на родине умерли мои родители. Не дождавшись меня, Марта вышла замуж. Война отняла у меня все… Ранней весной нашу дивизию отвели в тыл. В Бобруйске, в Орле я беседовал с местными жителями, интересовался образом жизни в Советской стране. Я убедился в том, что судьбу германского народа нельзя строить на идее господства, а только лишь на основе дружбы с другими народами. Сегодня я сделал решительный шаг. Я навсегда порвал с фашистской армией и не раскаиваюсь в этом! Я пришел предупредить русские войска об опасности. Пусть Гитлер потерпит поражение. Я хочу видеть Германию свободной, без «фюреров», без пушечных королей.
— Со временем Германия такой и будет. Я в этом убежден, — сказал Курбатов.
— Я хочу бороться с фашизмом, господин русский генерал! — горячо воскликнул Альфред.
— Я вам верю. И на прощанье хочу напомнить слова Гете: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!»