– Точно! Вот у тети Веры блины какие-то другие! Ну просто обалденные! Я не понимаю, как она их делает?! – удивлялась Оля, следуя логике рассуждений матери. – И ведь все то же самое, как у меня или у тебя или у других. Но у нее вкуснее. Извини, конечно.
– Да! Именно! Ты права! – не обиделась мать, потому что это являлось проверенным фактом: у тети Веры блины выходили шедевральными. – А тут целый мир, представь! И одна и та же тенденция, – мать положила последний блин на тарелку, смазала жирным сливочным маслом, накрыла все это другой тарелкой, обернув сверху чистым полотенцем, и оставила ждать до вечера.
– Какая? – следя за материнскими движениями и ожидая ответа, наконец спросила дочь.
– Идиотизм. Зомбирование. Войны. Катастрофы. Революции. Деградация. Инволюция.
– Ну ты скажешь! – не согласилась Оля. – В некоторых вопросах очень даже эволюция. Мы, например, в музыке, лет на 200 отстали от американцев и африканцев. У них такие биты, нашему совку даже не снились.
– А я вижу одну деградацию, – мать схватила Олю за рукав, потому что та собиралась уйти от этого разговора о музыке, в которой считала себя специалистом. – Нет, правда. Я докажу. На музыке же!
Оля осталась.
– Эволюция – это движение от простого к сложному, правильно? Ну не может, гусеница быть продолжением бабочки?!
– Ну бабочка откладывает личинки гусеницы, то есть можно сказать, может, – усмехнулась Оля.
– В этом смысле да, но сама по себе бабочка, красивая, великолепная, с невероятными способностями аккумулировать ультрафиолет, разносить пыльцу, в танце находить партнера, мимикрировать под окружающее пространство, короче, из бабочки должно получиться другое существо, более потрясающее, фантастическое, более сложное, идеальное, понимаешь? Уж никак не гусеница, чья основная задача – набрать вес для будущих трансформаций, – своими словами через понятные ребенку примеры пыталась донести идею об эволюции мать. – Гусеница – да, ее идеалом эволюции бабочка может служить. Но никак не наоборот.
Оля молчала, переваривая информацию про бабочку.
– Ладно, другой пример. Языки, – мать махнула рукой, как бы отделяя одну тему от другой. Оля дожарила свой последний блин, проделала ту же процедуру по сохранению тепла в блинной стопке, что и мать, и, скрестив руки на груди, продолжила слушать.
– Язык – сложная система правил, произношений, звуков, начертаний, короче, целый мир параллелей. Нам говорят, что созданный случайно, даже хаотично, поэтому столько языков сейчас существует на планете, – мать подняла палец вверх. – Утверждается, что в основе всех европейских языков лежат греческий, римский ну и еще парочка. Но эти – два основных.
– Да, в Википедии всегда либо на одном, либо на другом идут переводы всех слов, даже русских, – согласилась дочь, желающая вставить что-то свое в столь интеллектуальный разговор, который, видно, занимал ее ум. На лице блуждали разнообразные эмоции, но в основном любопытство. Эмоция, толкающая к развитию ума.
– Да, – согласилась мать, слегка усмехнувшись про всезнающую паучью сеть, которую саму бы хорошо проверить на ложь и подтасовки! – Так вот, все труды истории, науки, философии, этики, короче, всех дисциплин, на которых строится наша современная жизнь, – выходят из этих языков, в алфавите которых было не более двадцати букв поначалу. Понимаешь? – воскликнула мать, чуть не хлопая в ладоши от нахождения прекрасного примера.
– Нет, – по-детски наивно ответила дочь.
Мать нахмурилась, но потом усмехнулась. Задала она задачку девчонке в шестнадцать лет! И вдруг вспомнила себя неумную в этот период и опять усмехнулась.
– Ладно, по полочкам. Основы мироздания описаны, как говорит паучья сеть… надо бы еще задуматься, чья она, паучья сеть-то? – прищурила глаз мать, видя, как дочь впитывает каждое слово, хоть и делает вид, что ей особо не интересна тема, которая вот уже полчаса… Или нет! Битый час, мать краем глаза глянула на часы, увлекала их обеих, что за это время они нажарили и даже сами того не заметили две внушительные горы блинов, причем Олина была выше! Вот молодец! Научилась жарить более тонкие, более узорные блины. – Основы мироздания описаны, как говорит паучья сеть, примитивным, очень неудобным праязыком «латынью», из которого вышли всеми известные и такие любимые языки, как французский, итальянский, испанский, румынский и прочие.
– Ну! – подтвердила Оля, что до этого момента понимала ход материнской мысли.
– Но в латыни было 26 букв, большинство современных языков имеют или столько же или меньше. Многие правила канули в Лету с некоторыми языковыми реформами разных правителей. Современные представители этих народов не могут прочесть и понять не только латынь, но даже свой собственный язык столетней давности.