— Мальчик, ты мороженое любишь?
— Очень люблю, — ответил Димка. — Но искусство больше.
— Вот тебе, мальчик, денежка. — Толстый дядька сделал вид, что не заметил последнюю реплику. — Всего через две аллеи отсюда есть замечательный киоск с мороженым. Эскимо с орешками, в шоколаде. Любишь?
— Само собой.
— Сделай доброе дело, купи мне тоже. А то знаешь, целый день на солнцепеке. И не торопись, ладно? Собакам нельзя по жаре бегать.
Дядька наврал. Когда Димка минут через пятнадцать вернулся из киоска, на сцене верещал пародист, изображавший неисправный телевизор. За сценой дядьки тоже не было.
— Видишь, какой хитрый. — Димка повернулся к таксе. — Что нам со вторым мороженым делать?
— А что с ним сделаешь? Оно уже растаяло. Правда, ты можешь отдать его воробьям — они любят сладкое. — Димка обернулся на голос и увидел девочку в очках. Волосы у нее были рыжие, короткие, наверное, потому, что вились мелкими колечками. На носу россыпь веснушек. Глаза зеленые, с карими точками, и до того лукавые, что Димка сразу почувствовал родственную душу.
— Оно подтаяло, пока мы музыканта разыскивали. — Он поведал историю исчезновения кларнетиста.
— Да он просто не хотел, чтобы ему собака мешала, — рассмеялась девчонка. — Я видела дядьку с чемоданчиком, он шел к выходу из парка. Очень быстро шел. А твоя такса и правда петь умеет?
— Ага! А ты здесь что делаешь? Тебя как зовут?
— Николаева Екатерина Николаевна, то есть Катя. Но родные зовут меня Катринкой. А тебя?
Димка солидно представился, не умолчав о родителях, которые вот-вот уедут в Америку, и что папа у него программист, а мама пишет статьи о культуре.
— А у меня мама бухгалтер, но она вяжет на заказ — свитера, кофточки, она мне даже летние вещи вяжет из тоненьких ниток. У нас дома настоящая вязальная машина, потому что мама не любит, когда на разных людях одинаковые вещи. А у папы своя фирма, а раньше он работал фотографом в газете, поэтому он еще кружок фотографирования ведет. Папа говорит, для души. Когда я вырасту, тоже стану фотографом. Или актрисой. Или детским врачом, знаешь, есть такие «врачи без границ». Я бы ездила по разным странам и помогала детям.
— А я, когда вырасту, стану буддистским монахом и удалюсь в Шамбалу, — похвастался Димка. — А у тебя есть брат или сестра?
— Ой, у меня целых три брата, — рассмеялась Катя. — Только все они маленькие, им всего полгодика.
— Как это? — удивился Димка. — Всем троим?
— Ну да! — Катя сдула со лба рыжую прядь. — Папа мечтал о сыне, а после того, как я родилась, врачи сказали маме, что у нее детей быть не может. Но оказалось, что может. Ты знаешь, взрослые все-таки чудные! Когда мама сказала, что у нее тройня, папа расплакался и начал ей руки целовать. Мама тоже расплакалась. Радоваться надо, а они ревут! Чудаки!
Катя умолчала лишь о том, что ее дом временно превратился в ясельную группу. И малыши — Данила, Никита и Антон — первые месяцы часто плакали по ночам. И что родители стали меньше уделять ей внимания. Она немного ревновала к братикам, но папа сказал ей, что ее любят по-прежнему, а когда братики подрастут, то будут ее защитниками. Девятилетняя девочка помогала маме, сидела с малышами, укачивала, пела колыбельные, меняла пеленки, но и ей хотелось иногда погулять, пошалить, побыть, в конце концов, ребенком.
— Старшие всегда взрослеют раньше, — говорила ей бабушка. — А в семье так всегда и бывает — кто-то вынужден жертвовать чем-то. Иначе это не семья.
А Димка смотрел на нее и думал, как повезло этой девочке, у которой дома всегда шумно и весело. И родители, наверное, очень счастливы, потому что сбылась их мечта, да не просто сбылась, а втройне.
Вдруг Зубастик подпрыгнул — и выхватил у Димки мороженое.
— Ты что? — возмутился мальчишка. — Тебе нельзя сладкого, ты и так не такса, а сарделька на лапках.
Но Зубастик в два счета умял половинку эскимо, и, судя по решительному виду, вторую половину отдавать не собирался.
— Да оставь, ему же тоже жарко. — Катя тронула Димку за руку. — Пошли лучше на лодочках покатаемся. А твой обжора пусть сидит рядом и смотрит на нас.
Она показала Зубастику язык. Тот сделал то же самое. Правда, не со зла, а потому, что очень уж ему было хорошо. Так с высунутым языком доплелся до лодочек и, сев в тенечке, начал следить, как взлетали качели. Вверх — вниз, вверх — вниз. Наконец, бедная такса утомилась и задремала, положив голову на передние лапы, а Димка смеялся и болтал, удивляясь тому, что ему совсем не хочется врать. Разве что самую чуточку. Он даже совершил невозможное — признался, что не умеет играть в футбол.