— Скучно мне, мама, — однажды пожаловался он.
Но мама не поняла, сказала:
— Почему скучно? Включи телевизор, а потом ужинать будем. Я сегодня куриные котлетки приготовила.
Димка стоически ел, рассказывая папе, что они проходят по математике. И папа говорил: «Надо же, уже уравнения проходите. И калькуляторы разрешают приносить. А мы со счетами в школу ходили».
— Да, — печально кивал Димка и представлял, как маленький папа тащится в школу, сгибаясь под тяжестью деревянной рамы с пластмассовыми костяшками. Объяснять родителям про Жердяя было бесполезно. В лучшем случае все закончилось бы криками на родительском собрании, а что было бы потом…
— Только пискни! — говорил Жердяй, поднося к Димкиному носу огромный кулак.
После ужина Димка шел в свою комнату, где заносил в дневник все, что с ним случилось за день — начиная от того, что дворник Нифонтов прячет под ушанкой мохнатые остроконечные уши, и заканчивая тем, что в соседний зоомагазин завезли ужей, которые слишком уж похожи на детенышей египетской кобры.
— Подозреваю, что Нифонтов на самом деле гоблин, — строчил Димка и, сверяясь с книжкой сказок, цитировал. — Гоблины отличаются угрюмостью, неопрятностью и плохим запахом. Взять дворника под негласное наблюдение как еще не открытый, но уже вымирающий вид. Добиться, чтобы Нифонтова занесли в Красную книгу.
Хоть Димка и понимал, что все это понарошку, но это была увлекательная игра, которая помогала ему сносить насмешки одноклассников и особенно жиртреста Ерофеева, который не понимал, как можно врать с таким энтузиазмом. И зачем? У Жердяя напрочь отсутствовало воображение, зато наглость и самодовольство просто зашкаливали. Когда школьный психолог спросила его о самой заветной мечте, он, помяв баранку, ответил: «Стать чемпионом мира по армрестлингу». На втором месте был велосипед, на третьем кроссовки. Димка же выступал перед психологом двадцать минут, перечислив места, которые он собирается посетить, людей, с которыми он собирается встретиться. Но в конце концов сказал, что его самая заветная мечта — стать тибетским монахом и на склоне лет удалиться в Шамбалу.
— Почему в Шамбалу? — спросила обалдевшая психологиня, молоденькая девчонка, проходившая в Димкиной школе университетскую практику.
— Так надо, — со значением ответил Димка. — Поверьте, так будет лучше для всех.
— Эх ты, сказочник, — рассмеялась студентка.
— Отнюдь. — Димка произнес умное слово с профессорским видом. — К вашему сведению, слово материально. Поэтому врать иногда полезно.
Но психологиня только махнула рукой и вызвала следующего. Девушкой она была серьезной, целеустремленной и планировала в следующем году выйти замуж за приличного молодого человека — перспективного менеджера со своей квартирой или машиной. Она знала, что, повстречайся ей такой, она бы моментально вычислила его психотип, комплексы, подсознательные стремления и прочее, и прочее. Дети же были для нее слишком иррациональны. Особенно такие, как Димка. Она их не понимала.
Единственным существом, которому Димка мог безбоязненно рассказать свои истории, была его такса Зубастик. Самая смышленая из всех такс, которые только есть в Москве, она была предана хозяину, разделяла все его мысли и чувства, особенно по поводу дворника Нифонтова, вот только не умела говорить. Правда, Димка научил Зубастика говорить «мама» и «мало», но для полноценного общения этого явно было недостаточно.
— Знаешь, я смотрел передачу, там рассказывали, что у одного дядьки жила лошадь, которая умела курить и складывать числа до десяти.
— Очень хорошо, — рассеянно кивала мама, глядя в телевизор. — Числа до десяти — это очень хорошо. Только не бери папины сигареты. Посмотри лучше, тетя Оля опять в ток-шоу выступает.
Тетя Оля была писательницей, маминой подругой, она складно и хорошо умела говорить про «воспитание подрастающего поколение» и «духовную ориентированность современного общества». Маму в ток-шоу пока не брали, чему Димка был только рад. По крайней мере, ему не пришлось бы питаться полуфабрикатами и сидеть день-деньской с какой-нибудь наемной няней.
3. Подарок повышенной опасности
Подходя к дому, Дима подумал, что стоило бы придумать физруку какое-нибудь трудноизлечимое психическое заболевание, но до медицинской энциклопедии он пока не добрался, а импровизировать что-то на ходу было бы чревато неприятностями. Но дома ничего даже придумывать не пришлось, мама сама начала ругать Игоря Петровича, называя его то Буратино, то страшным сном Макаренко. Димка печально кивал и говорил: