— Вы думаете об этой девушке! – провозгласил Кестер первым, будто прочитав его мысли и одновременно с головой выдавая его.
— В каком-то смысле, — задумчиво протянул Аргайл. – Здесь довольно скучно. Она бы могла существенно скрасить мой досуг.
— Я знаю, что вам нужно! – Линдси усмехнулся и ударил тростью о пол. – Дом мадам Фузур.
Эван поднял бровь.
В том, что говорил Линдси, был смысл. В конце концов, вряд ли эта девчонка была намного лучше других. Брюнетка… Довольно изысканная… Эван с трудом подавил непрошенное воспоминание, как в последней вечер, когда он видел Мадлен, тёплая рука девушки лежала на его руке. Одно воспоминание об этом тепле пробудило в нём волну жара – куда более мощную и долгую, чем мог бы пробудить простой половой акт.
Эван качнул головой.
— Пойдём, — сказал он. – Посмотрим, что у них есть.
ГЛАВА 17
Приезд Линдси и свиты великого князя внёс в наметившийся распорядок жизни Эвана совсем не те нотки, которых он хотел, и дело здесь было даже не в намеченном визите в сомнительный дом.
Теперь, помимо обычного набора процедур, Эван имел на прогулку не более часа – за это время он едва успевал спуститься к подножиям гор, когда уже должен был возвращаться назад.
Вся публика, гостившая в Кармадоне, собиралась в это время в клубе, где, как ни старался Эван обособиться от остальных, он день за днём становился объектом любопытных взглядов – тех, кто его узнавал, и тех, кто просто догадывался о нём. Линдси, Кестер и Ольстер, к счастью, старательно оберегали его покой, но сами при этом не давали ему передохнуть своей болтовнёй. Особенно в этом деле отличились, конечно же, Кестер и Линдси, в то время как Ольстер предпочитал молчать и стоять каменной фигурой неподалёку.
Уже на второй день они завели привычку ещё и играть в бридж, причём поскольку играть вдвоём они не могли, а Ольстер в общем развлечении участия не принимал, уже на второй день Эван тоже оказался в это вовлечён, а вместе с ним и какой-то старикашка, который непрестанно чихал.
Опустошив его карманы в надежде, что тот больше не придёт, Эван намерился уже было отдохнуть, но племянники тут же нашли нового игрока. Им оказалась молодая девушка, по-своему симпатичная, но метавшая на Эвана столь красноречивые взгляды, что после первой же партии Эван испытал желание сбежать.
Он заставил племянников перебраться на бильярд, где к ним присоединилось несколько солидных дам, как минимум двое из которых смотрели на Эвана так, как голодные смотрят на пирог.
— Они все знают, кто я такой? – шепнул Эван Кестеру, улучив момент.
— Конечно, — Кестер удивлённо приподнял брови, — как же можно этого не знать.
Скрипнув зубами, Эван вернулся за стол и тремя быстрыми ударами загнал в лузы остатки шаров.
Не прощаясь ни с кем, он стремительным шагом вышел прочь и дрожащей рукой распутал шейный платок. Ему снова становилось хуже, хотя племянники и следили пристально за тем, чтобы он выполнял все предписания врача.
Но хуже боли в пылающих лёгких была другая боль в груди, которая преследовала его в эти дни – от понимания того, что все они, как стервятники, кружат над его головой, тащат ему лучшие куски — но лишь для того, чтобы откормить себе добычу пожирней. Все они с нетерпением дожидаются, когда воздух в его лёгких закончится, и сердце остановится совсем. Миловидные девушки добропорядочного нрава, зрелые дамы с блестящими глазами и даже племянники, готовые в любой момент протянуть ему носовой платок – все они казались ему скоплением чудовищ, прячущих жадный оскал за улыбками тонких губ.
«Чем они все отличаются от шлюх?» – спросил себя Эван и, дёрнув плечом, шагнул вперёд, в ночь. «Наверное, тем, — ответил он сам себе, — что не берут плату вперёд».
На следующее утро он попытался сбежать и отправился гулять вдоль озёр, цепочкой протянувшихся вдоль долины. Он нанял лодку и впервые вблизи увидел лосося, плескавшегося в воде. Впрочем, долго наслаждаться природой ему не пришлось – он едва успел отплыть на несколько метров, когда завидел племянников, машущих ему руками, стоя на берегу.
Эван стиснул зубы. Соблазн отвернуться и сделать вид, что он никого не видел, был велик, но он слишком хорошо понимал, что племянники тоже найдут лодку и отправятся за ним. И теперь уже озеро и горы, и реки, и даже туры будут принадлежать не только ему.
— Греби назад, — устало приказал он лодочнику и под многоголосое квохтанье Линдси и Кестера стал выбираться на причал.
— Вам вредно так напрягаться, князь! – частил Кестер.
— И вам опасно уходить куда-либо одному! – вторил ему Линдси.
— Хватит, — отрезал Эван. – Где ваша мадам Фузур?
— Но… — растерялся Линдси, — ещё нет и двенадцати дня…
— Советую вам известить её и подготовить всё, потому что чай мы будем пить у неё.
Дом мадам Фузур стоял на окраине поселения – так, что от крайнего дома с трудом можно было увидеть его. Эван проходил мимо него не раз и, кажется, даже замечал девушку, поглядывавшую на него из окна, улыбавшуюся ему и чертившую на запотевшем стекле какие-то знаки – но никогда не принимал её всерьёз.
Сейчас, когда на горы уже опускались сумерки, шторы оказались опущены, и только на подоконнике стояла красивая лампа с плафоном, расписанным красными цветами – хотя в доме свет её, должно быть, не был виден никому.
Участок, на котором находилось заведение мадам Фузур, был довольно большим, так что с дороги можно было разглядеть один только тонущий в зелени уголок с окном. Небольшой парк был обнесён ажурным, но высоким забором, а вход к тому же располагался с другой стороны. За воротами был разбит сад с фруктовыми деревьями и розовыми кустами, взбиравшимися вверх по склонам гор, и само это место, шуршащее листвой и наполненное пением птиц, навевало покой.
Аллея, по которой вели его племянники, закончилась живой изгородью из бересклета, откуда открывался вид на просторный газон в обрамлении буков и серебристых лип. На противоположном конце этой небольшой площади возвышался белый двухэтажный дом с массивной крышей и двенадцатью окнами вдоль фасада, ступеньками поднимавшимися там, где этого требовал склон. Если бы не эта особенность природы, заставившая архитектора проявить фантазию, и не цветущий сад вокруг, всё это строение можно было бы принять за казарму, а не за место для оказания особых услуг.
И будто бы силясь оттенить эту неуместную суровость, перед входом в дом искрился струями в тусклом свете старинных фонарей небольшой фонтан, украшенный фигурой Адониса и Афродиты, нежно поддерживавших друг друга.
Внутри дома стоял запах пирогов с абрикосом, мужского одеколона и немного – чего-то затхлого, тут же отбивавшего едва появившийся аппетит.
На первом этаже всю троицу встретил стюард, который забрал у гостей плащи и пальто и, устроив их на вешалках, повёл всех троих по лестнице вверх.
Миновав несколько площадок, они оказались в салоне, стены которого украшали гобелены, изображавшие всю ту же пару богов – на некоторых Адонис ласкал Афродиту, на других – наоборот. Впрочем, были здесь и другие полотна – где Адониса окружали лишь сатиры и амуры, а Афродиту, по всей видимости, наказывал за какие-то неведомые провинности Зевс. В углу стоял рояль, и когда скрипучие звуки его прорезали недолго царившую тишину, Эван вздрогнул, невольно вспомнив свой первый вечер в Манахате, когда, изгибаясь как дерево на ветру, извлекала из такого же инструмента звуки Мадлен. Сегодня игра не радовала Эвана совсем. Повинуясь советам племянников, он устроился за столом, и Кестер тут же направился к барной стойке — заказывать напитки для него.
Раньше, чем он успел опустить стаканы на стол, по другую сторону стола появилась дама в шляпке со страусиным пером. Присев в реверансе, она кокетливо поймала руку Эвана и коснулась поцелуем его перстня, давая понять, что узнала его. А затем опустилась на стул.